В то время как жизнь в самом Египте в Саисскую эпоху настолько проникнута духом прошлого, что вполне справедливо называется эпохой Реставрации, внешняя политика в те дни выказывала мало склонности к минувшему. В резком противоречии с реставрационной тенденцией и особенно с национальной исключительностью стояла более интенсивная, чем когда-либо, чужеземная политика Псамметиха I. Восстановление упорядоченного и централизованного управления и приведение в надлежащий вид запущенной системы орошения вполне обеспечили внутреннее процветание страны в традиционных направлениях. Но ранняя деятельность и воспитание Псамметиха толкали его на большее. Он лично видел великие торговые пути, пересекавшие из конца в конец обширную Ассирийскую империю, он понимал великое экономическое значение иноземной торговли для нации, над воссозданием которой он трудился, а также не мог он не знать, что такая торговля могла быть обложена пошлиной, что приносило бы значительный доход его собственной казне. Поэтому он восстановил прежние сношения с Сирией, финикийские галеры появились в большом количестве в устьях Нила, и торговцы-семиты, предшественники арамейцев, столь многочисленных в персидские времена, стекались в Дельту. Псамметих не только сумел пополнить греками ряды своей армии, но также нашел их весьма полезными для осуществления собственных коммерческих проектов. Начиная с VIII в. до н. э. движение на юг северных народов, предваренное более чем пятьсот лет назад набегами «морских народов», стало теперь обычным явлением. Греки, приходившие с далекого севера и в это время впервые отчетливо появляющиеся в истории, уже давно завладели полуостровом и близлежащими островами с их центрами микенской цивилизации, и теперь они образуют цветущие общины и быстро растущие морские государства, флоты которых, проникая всюду в Средиземном море, находились с финикийцами в непрерывном и напряженном соревновании. Их колонии и ремесленные поселения с деятельными факториями быстро распространялись по берегам Средиземного моря и проникли в Черное море. Псамметих был, вероятно, первым из числа египетских правителей, сочувствовавших появлению греческих колоний в Египте. Вскоре страна изобиловала греческими торговцами, и им было позволено устраивать поселения ремесленников, в особенности в Западной Дельте, вблизи царской резиденции в Саисе. В Мемфисе находились греческий и карийский кварталы, и, по всей вероятности, также и другие большие города имели подобные же специальные кварталы для иностранцев, и преимущественно греков.
Наконец, греки вполне ознакомились с внешними сторонами египетской цивилизации, но они никогда не могли научиться читать своеобразные иероглифы настолько, чтобы понимать сохранившиеся летописи или узнать подлинную историю страны. С течением времени появились переводчики, которые были так многочисленны, что образовали заметный класс населения, и они часто грубо обманывали людей, обращавшихся к ним с расспросами, как, например, Геродота. Непроницаемая сдержанность египтян, а также их безграничные притязания производили глубокое впечатление на восприимчивых греков. Впечатление еще усиливалось благодаря чудесам, наполнявшим страну: огромные здания и храмы, сооружение которых часто оставалось для них загадкой; таинственные письмена, покрывавшие их стены; странная река, не похожая ни на какую ими виденную; удивительная религия с таинственным ритуалом, казалось скрывавшим за собой глубочайшие истины; бесспорная древность бесчисленных величественных памятников, окружавших их со всех сторон, – все это вследствие невозможности непредвзятого, объективного изучения народа и его истории неизбежно ослепляло даже греков, посещавших в то время страну, несмотря на их высокую интеллектуальность и культуру. Таким образом, подлинный характер египтян и их цивилизация никогда не были правильно поняты греками, и произведения этих последних, касавшиеся нильской страны, даже несмотря на то, что они часто высмеивали странные египетские обычаи, передали нам по наследству ложное представление о ценности их творений, в особенности интеллектуальных. Греки, с их неутомимым стремлением к истине и постоянным тяготением к трезвому исследованию, были несравненно выше египтян, прославленную мудрость которых они так почитали. Греки могли познакомиться лишь с позднейшей политической историей страны, протекавшей непосредственно на их глазах. От эпохи Псамметиха I до нас дошел целый запас народных греческих преданий, относящихся к XXVI династии, который, будучи надлежащим образом использован, проливает неоценимый свет на этот период, так как местные анналы и памятники почти совершенно погибли вследствие того, что они находились в незащищенной Дельте.
Алебастровая статуя Аменардис, сестры Пианхи
Сами египтяне, огражденные требованиями обрядовой чистоты и незыблемой сосредоточенности, стояли совершенно в стороне от соприкосновения с чужеземной жизнью и не давали ей на себя влиять. Если бы они могли идти собственным путем, они изгнали бы из своей страны всех без исключения иноплеменников. Но, находясь в тех же условиях, что и современные китайцы, они вели с ними торговые сношения и примирялись с их присутствием благодаря выгодам, которые они приносили им. Итак, в то время как саисские фараоны, как мы увидим далее, подверглись глубокому влиянию греков, масса египетского населения осталась им незатронутой. С другой стороны, греки получали большую выгоду от соприкосновения с цивилизацией Нильской долины, хотя эта выгода имела для них главным образом вещественный характер. Они находили здесь усовершенствованные и приспособленные технические изобретения, которые их исключительный гений сумел так своеобразно применить к более высоким целям, нежели те, которые привлекали к себе древнейшие цивилизации. Они, несомненно, широко заимствовали художественные формы, и влияния, приходившие с Нила и сказывавшиеся в центрах микенской культуры начиная по меньшей мере с XX династии (2000 лет до н. э.), все еще представляли собой действенную силу в тех же областях севера. Несмотря на широко распространенный «закон фронтальности», едва ли случайным был тот факт, что архаический (как его называют) Аполлон воспроизводит во всех деталях стоячую позу, преобладавшую в Египте, включая и характерно выдвинутую вперед левую ногу. Греки могли многому научиться у саисских скульпторов-портретистов вплоть до дней своего величайшего художественного совершенства. Интеллектуальное влияние проследить труднее, но все же есть зерно правды в предании греков, что они получили свою философию из Египта. Философская теология египетских жрецов заключала в себе творческие зачатки, которые легко могли проникнуть в ранние ионийские системы. Идеи изначального Разума и творящего Слова, возникшие еще при XVIII династии, едва ли не оказали влияния на образованных греков, посещавших Египет задолго до того, как подобные представления возникли в самой Греции. Непреодолимая вера египтян в посмертное существование и их сложные погребальные обряды, бесспорно, отразились на воззрениях греков, а также и римлян; и широкое распространение египетской религии в классическом мире свидетельствует о глубоком впечатлении, производимом ею в то время. Вплоть до наших дней ее символы выкапываются из земли на протяжении всего бассейна Средиземного моря. Влияния, шедшие из Египта, стали ощущаться в государствах, представлявших собой начатки позднейшей европейской цивилизации, начиная с эпохи Псамметиха I; ярким доказательством личного престижа великого возродителя Египта в греческом мире служит тот факт, что могущественный Периандр Коринфский назвал своего племянника и преемника Псамметихом.
