В различных областях узкой и вытянутой Нильской долины религиозные представления ее древнейших обитателей не могли не разниться значительным образом друг от друга, и, хотя, например, существовало много центров солнцепочитания, каждый город с храмом солнца смотрел на последнее как на своего исключительного бога, игнорируя всех других, совсем так же, как многие современные города Италии никогда не отожествят свою Мадонну со Святой Девой иного города. После того как торговые и административные сношения усилились благодаря политическому объединению страны, эти взаимно противоречивые и несовместимые воззрения не могли больше оставаться местными. Они образовали смесь запутанных мифов, с которыми мы уже отчасти познакомились и еще будем встречаться ниже. Жречества, занимавшиеся теологическими вопросами, ни разу не привели эту массу религиозных воззрений в связную систему, она продолжала оставаться в том виде, как она сложилась благодаря случайностям и внешним обстоятельствам, иными словами – хаосом противоречий. Другим следствием национального развития был тот факт, что, когда какой-нибудь город достигал политического преобладания, его боги возвышались вместе с ним до степени первенствующего положения среди бесчисленных богов страны.
Мы уже имели случай говорить о храмах, в которых древнейшие египтяне поклонялись богам. Они смотрели на них как на обитель божества, и поэтому их внутреннее расположение было, вероятно, составлено по образцу жилого дома додинастических египтян. Мы видели, как с постепенным развитием нации на месте доисторического храма из плетеного камыша появилось наконец каменное сооружение, в котором, несомненно, сохранились основные черты первоначального плана. Это был по-прежнему дом божества, хотя сами египтяне, может быть, уже давно забыли о его происхождении. За передним двором, ничем не покрытым сверху, возвышался колоннадный зал, в глубине которого находился ряд небольших покоев с предметами и утварью для храмовой службы. Об архитектуре и украшении здания мы еще будем иметь случай говорить позднее. Посередине задних комнат находилось небольшое помещение, святая святых, где стоял наос, высеченный из одного куска гранита. Он заключал в себе изображение бога, небольшую деревянную фигуру от полутора до шести футов высотой, искусно украшенную и сверкавшую золотом, серебром и драгоценными камнями. Служение обитавшему в нем божеству заключалось в простом снабжении его теми вещами, которые составляли предметы необходимости и роскоши богатого и вельможного египтянина той эпохи: обильные яства и напитки, красивые одежды, музыка и танцы. Источником жертвоприношений был доход поместий, назначенных для этой цели царем, а также различные пожертвования из царских доходов в виде зерна, вина, масла, меда и т. д. Приношения для блага и комфорта владыки храма, первоначально доставлявшиеся, вероятно, без обрядов, вызвали постепенно образование сложного ритуала, в существенных чертах одинакового во всех храмах. Снаружи, на переднем дворе, стоял большой жертвенник; вокруг него собирался народ в праздничные дни, когда ему полагалось получать свою долю от обильных жертвенных приношений, обычно съедаемых жрецами и храмовыми служителями после того, как они были предложены богу. Эти праздники, за исключением тех, которыми отмечались времена и сроки года, часто справлялись в память того или иного выдающегося события из сказания или мифа о божестве. В таких случаях жрецы выносили из храма изображение божества в переносном киоте, сделанном наподобие небольшой нильской лодки.
В древнейшие времена жреческое служение являлось одной из бесчисленных обязанностей местного вельможи, бывшего главою жрецов в своей области, но верховное положение фараона в развившемся государстве сделало его единственным официальным служителем богов, и в начале династического периода возникла государственная форма религии, где фараон играл первенствующую роль. Теоретически только он один служил богам; в действительности же в каждом из бесчисленных храмов страны его заменял верховный жрец, приносивший все жертвы «ради жизни, благополучия и здоровья» фараона. В некоторых местах должность верховного жреца была весьма древнего происхождения; в особенности это имело место в случае верховного жреца Ра в Гелиополе, называвшегося Великим Ясновидцем, и верховного жреца Пта (Птаха) в Мемфисе, носившего титул Великого Начальника Мастеров. Та и другая должность требовали одновременно двух заместителей, и ими обыкновенно являлись люди высокие по положению. Заместители должностей верховного жреца менее древнего происхождения носили все только титул «надзирателя» или «главы жрецов». В обязанности верховного жреца входило не только отправление службы и ритуала в святилище, но также и управление землями, пожертвованными храму, доходы с которых шли на его поддержание; а во время войны он мог даже начальствовать над военными силами храма. Ему помогал целый штат жрецов, должность которых была, за немногими исключениями, лишь придатком к их повседневным занятиям. То были миряне, периодически служившие в течение определенного времени при храме. Таким образом, несмотря на фикцию, гласившую, что один только фараон является служителем божества, в той же роли фигурировали и простые миряне. Равным образом случалось часто и женщинам быть в то время жрицами Нейт и Хатор. Их служба заключалась лишь в танцах и потрясании систром перед божеством в праздничные дни. Следовательно, государственная идея не отстраняла совершенно частных лиц от священнослужения. В соответствии с воззрением на храм как на обитель божества, обычный титул жреца был «служитель бога».
Параллельно с развитием государственной религии с ее тщательным оборудованием храма, земельными наделами, штатами жрецов и ритуалом, прогрессировали также и заботы о поддержании мертвых. Ни в одной стране, древней или новой, не уделялось никогда столько внимания снабжению усопших всем необходимым для их вечного пребывания в потустороннем мире. Воззрения, побуждавшие египтян жертвовать такую значительную долю своих богатств и времени, дарований и энергии на сооружение и устройство «вечного дома», представляют собою древнейшее представление подлинной жизни за гробом, о котором нам известно. Египтянин полагал, что тело одарено жизненной силой, рисовавшейся ему в виде точного подобия тела, которое являлось вместе с ним на свет, сопутствовало ему в жизни и сопровождало его в иной мир. Он называл это подобие Ка, и оно часто обозначается в современных сочинениях словом «двойник», хотя этот термин говорит больше о форме Ка, каким он изображается на памятниках, нежели о его основной природе. Наряду с Ка каждый человек обладал еще душой, представлявшейся в виде птицы с человеческой головой, порхавшей среди деревьев, хотя она могла также принимать облик цветка лотоса, змеи, крокодила, живущего в реке, и многих других существ. Египтянин полагал, что существуют и иные элементы личности, как, например, тень, присущая каждому человеку, но взаимное отношение их между собой было весьма неопределенно и спутанно в представлении жителей Нильской долины, подобно тому как средний по развитию христианин одно поколение назад, принимавший учение о теле, душе и духе, не мог бы дать точного объяснения их взаимоотношения. Подобно тому как различным образом представляли себе небо и мир, существовало также, вероятно, много местных представлений и относительно той среды, куда удалялись умершие, но эти воззрения, как ни противоречили они одно другому, продолжали пользоваться всеобщим признанием, и никого но смущало то, что одно исключало другое, даже в том случае, когда противоречие бросалось в глаза. Существовал мир мертвецов на западе, где бог-солнце сходил в могилу каждую ночь. Поэтому для египтянина слово «западные» означало то же, что усопшие, и всюду, где только было возможно, кладбище устраивалось на границе западной пустыни. Существовал также потусторонний мир, где жили умершие, ожидавшие каждый вечер возвращения солнечной барки, дабы искупаться в лучах солнечного бога и, схватив канат, прикрепленный к его судну, повлечь его с ликованием через длинные пещеры своей темной обители Дуата. В сверкании ночного неба житель Нильской долины видел сонм людей, живших до него; туда улетели они, как птицы, воспарив превыше воздушных врагов, и принятые в небесную барку Ра, как спутники бога-солнца, плыли по небу, как вечные звезды. Еще чаще говорил египтянин о полях в северо-восточной части неба, которые он называл «полями яств» или «полями Талу», чечевичными полями, где рос хлеб выше, чем где бы ни было на берегах Нила, и где жил умерший в безопасности и изобилии. Кроме щедрот от почвы, он еще получал от земных приношений, которые делались в храме его бога: хлеба и пива и тонких полотен. Не всякому удавалось достигнуть полей блаженных, так как они были окружены водой. Иногда умерший уговаривал ястреба или ибиса перенести его через нее на своих крыльях; или же дружественные духи доставляли ему судно, на котором он мог переехать; иногда бог-солнце переправлял его на своей барке, но большинство зависело при этом от услуг перевозчика, который назывался «обрати лицо» или «смотри назад», так как его лицо, естественно, было повернуто в сторону, обратную той, куда он направлял свое судно. Перевозчик не всех принимал к себе в лодку, но только тех, о которых было сказано: «Не существует зла, которое бы он сделал» или «Праведный перед небом и землей и перед островом» (пирамида Пиопи I, 400; Мернера, 570), где находятся счастливые поля, куда они направляются. Таковы древнейшие в истории человечества следы нравственного мерила в конце жизни, ставящего загробную жизнь в зависимость от жизни земной. Но в то время ожидающая переправы через воду душа достигала этого скорее благодаря обрядовой, нежели моральной чистоте. Тем не менее один знатный человек эпохи V династии доводит до всеобщего сведения, что он никогда не расхищал древних могил. Он говорит в своей мастабе: «Я построил эту гробницу из законного достояния, и никогда не брал я ничего, что принадлежало другому… Никогда не производил я насилия над кем бы то ни было». Другой, быть может, простой гражданин, говорит: «Ни разу со дня моего рождения не был я бит в присутствии какого бы то ни было чиновника; ни разу не отнимал я ни у кого насильно его собственности; я делал то, что нравилось всем людям». При этом не всегда ссылаются только на одни отрицательные добродетели. Знатный человек из Верхнего Египта в конце V династии говорит: «Я давал хлеба голодающим на Горе Рогатой Змеи (область, которой он управлял); я одевал того, кто был там нагим… Я никогда не угнетал никого, кто владел собственностью, так чтобы он жаловался на меня за это богу моего города; никогда не было никого, кто бы опасался сильнейшего, чем он, так чтобы он жаловался на это богу».
