Развалины храма в Танисе
Подобное впечатление также подкрепляется гробницами того времени, которые в действительности являются единственными постройками, сохранившимися от феодальной эпохи, но также и они находятся в состоянии печальных развалин. Мастабообразная форма гробницы, которая, как мы говорили, продолжала существовать, в это время почти исчезает, и знатные люди высекают свои склепы и спускающиеся к ним шахты в скалах, граничащих с долиной. Молельни, стоящие в связи с такими погребениями, с их сценами из жизни и деятельности умершего знатного человека, являются главнейшим источником наших сведений об истории и жизни феодального периода. Колоннада, иногда представлявшая собой фасад такой гробницы, не была лишена архитектурных достоинств. Пирамиды XII династии являются красноречивым свидетельством того, что сооружение царской гробницы не было больше главной заботой государства. Теперь возобладали более трезвые взгляды на задачи царской власти, и ресурсы страны уже не поглощаются пирамидой, как в Древнее царство. Уже во времена Фиванской династии цари вернулись к первоначальному материалу царских гробниц и строили свои непритязательные пирамиды из кирпича. Аменемхет I следовал их примеру при сооружении своей пирамиды в Лиште; ее сердцевина была сделана из кирпича, а затем для прочности памятник был покрыт снаружи облицовкой из известняка. Все цари XI династии, за одним исключением, следовали этому обычаю. Их пирамиды рассеяны от устья Файюма к северу до Дашура, лежащего сейчас же на юг от Мемфиса. Сенусерт I предпочел лежать в Лиште рядом со своим славным отцом; Аменемхет II первым передвинулся на север в Дашур, а его сын Сенусерт II избрал местом постройки пирамиды свой новый город Хотеп-Сенусерт, ныне Иллахун, при устье Файюма. Сенусерт III вернулся в Дашур и поместил свою пирамиду на севере от пирамиды Аменемхета II, на юге от которой впоследствии возникла пирамида Аменемхета. Пирамида в Хаваре, рядом с файюмским Лабиринтом, ранее считавшаяся пирамидой Аменемхета III, не определена еще с точностью и, может быть, принадлежит Аменемхету IV, единственному царю этой династии, чья пирамида не может быть отнесена с точностью к определенному месту. Все эти пирамиды заключают в себе самое сложное и искусное расположение входов и коридоров, с целью ввести в заблуждение грабителей. Хаварская пирамида в этом отношении наиболее интересная. Высота ее была первоначально несколько более 190 футов, ее основание равнялось приблизительно 334 квадратным футам. Вход находится посреди западной половины южной стороны, и, спустившись в скалу под пирамиду, проход делает четыре поворота, прежде чем подойти к склепу с северной стороны. Три изумительных монолита, закрывавшие проход, колоссальные по величине и по весу, должны были противостоять нападениям грабителей, и, кроме того, масса уловок и сбивающих с толку измышлений была направлена к тому, чтобы поставить их в тупик. Склеп имеет в длину 22 фута, в ширину 8 футов и в высоту 6 футов и, несмотря на это, высечен из одной глыбы необычайно твердого кварца весом в 110 тонн. Он не имел двери, и единственный доступ в него был через покрывавшую его плиту весом около 45 тонн. Тем не менее в него проникли в древности грабители, без сомнения, при содействии позднейших чиновников или даже самих позднейших царей. Испорченность чиновников, заведовавших возведением постройки, очевидна из того факта, что из трех монолитов, закрывавших проход, они поместили на место один только внешний, ибо они отлично знали, что после того, как он заложен, никто из членов царской фамилии не будет в состоянии обнаружить, что внутренние отверстия остались открытыми. Неспособность этих великолепных сооружений предохранить тела своих строителей была, вероятно, одной из причин, почему постепенно перестали строить пирамиды. За исключением нескольких небольших пирамид в Фивах, мы впредь уже больше не встретим этих замечательных гробниц, которые, следуя причудливой линией по краю западной пустыни на протяжении 66 миль кверху от южного конца Дельты, являются наиболее внушительными из дошедших до нас свидетельств величия цивилизации, предшествовавшей империи.
Часть погребального покоя в хаварской пирамиде
Камень, венчавший пирамиду Аменемхета III в Дашуре
К сожалению, сооружения Среднего царства настолько фрагментарны, что мы едва можем составить себе представление об их архитектуре. Тем не менее, судя по гробницам, очевидно, что архитектурные элементы того времени не отличались существенно от тех, которые мы открыли в эпоху Древнего царства. Фиванские фараоны XI династии ввели новый тип в великолепном ступенчатом храме в Дейр-эль-Бахри, послужившем образцом для великих архитекторов империи. Немногочисленные остатки Лабиринта, давшие возможность Питри определить площадь его основания, и описание Страбона позволяют судить лишь о его колоссальности. Гражданская архитектура также погибла совершенно. На основании плана города, найденного Питри у пирамиды Сенусерта II в Иллахуне, мы можем составить себе представление лишь о тесных кварталах, где приходилось ютиться рабочим; о домах богатых людей, в которых воплотился замысел лучших архитекторов, мы знаем очень мало.
Искусство сделало известного рода прогресс со времени Древнего царства. Скульпторы стали дерзать на несравненно большее и созидали вещи самых внушительных размеров. Статуи Аменемхета III, возвышавшиеся над Меридовым озером, имели, вероятно, 40 или 50 футов в высоту, и мы уже упоминали об алебастровом колоссе номарха Заячьего нома, Тутхотепа, высота которого была около 22 футов. Кроме того, эти колоссы производились теперь в большем количестве, чем когда бы то ни было раньше. Десять статуй Аменемхета I были найдены в его пирамиде в Лиште, а Сихатор, помощник казначея Аменемхета II, с большой гордостью повествует о том, как ему был поручен надзор за работой по изготовлению шестнадцати статуй царя для его пирамиды в Дашуре. Осколки таких колоссов из массивного гранита рассеяны среди руин Таниса и Бубаста; напомним также, что Сенусерт III воздвиг свою статую на южной нубийской границе. При таких условиях царские скульпторы неизбежно работали до известной степени механически и подражательно. Их произведения редко обладают поразительной живостью и строгой индивидуальностью, столь характерными для скульптуры Древнего царства. Давно утвердившиеся каноны сказываются также в понижении индивидуальности работы и манеры скульптора. Мы видим царя, разбирающегося в старых свитках, желая установить форму божества, дабы скульптор мог «придать ему вид, который он имел раньше, когда они (боги) делали статуи на своем совете, с целью установить свои памятники на земле». Отсюда следует, что боги, предполагалось, держали вначале совет, на котором определили точную форму и облик каждой статуи. Форма статуй царя и знати определялась ненарушимой традицией, и искусство Среднего царства уже не обладало больше свежестью и силой, необходимыми для того, чтобы принять эти условности и восторжествовать над ними вполне, как это сделали скульпторы Древнего царства. Тем не менее тут и там встречаются портреты, изумительные по силе и индивидуальности, как, например, великолепная статуя Аменемхета III в Санкт-Петербурге, голова того же царя в виде сфинкса в Танисе и колоссальная голова Сенусерта III, вырытая из земли в Карнаке. Эти головы являются шедеврами египетского искусства. В них воплощены сверхчеловеческая сила и незыблемый покой, которые египетский скульптор так совершенно выразил. Формы тела передавались настолько схематично в необычайно твердом материале, что чертам лица великого царя сообщалось нечто от вечной неподвижности самого камня. Подобная работа резко противоположна нежной и женственной красоте деревянной фигуры принца Эвибра. Молельни в гробницах номархов, высеченных в скалах, были тщательно украшены живописью, рисующей жизнь умершего и работу в его больших поместьях. Нельзя сказать, чтобы эта живопись, как ни была она, бесспорно, совершенна во многих случаях, сделала успех сравнительно с живописью Древнего царства. Что же касается раскрашенных рельефов, то они чаще всего заметно ниже более ранних работ.
