Предисловие
Когда я задумывала эту книгу, труднее всего для меня стал выбор ее будущих героев. Передо мной был целый ряд биографий государственных деятелей – ярких и незаурядных личностей, детей своей эпохи, и одновременно – ее творцов. Кто из них наилучшим образом может характеризовать свое время, и господствующие тогда представления о добре и зле, и долге перед государством и частной инициативе, о чести и бесчестии, об успехе и провале? Все достойны внимания, достойны того, чтобы посвятить им главу, но меня сдерживало простое соображение, что «книга не безразмерная».
В одних случаях выбор очевиден, в других – очень сложен. Понятно, что ближайший и самый доверенный друг Петра – Александр Данилович Меншиков и вполне логично посвятить ему первую главу, «оставив за скобками» такие яркие личности, как Шереметева, Куракина или Феофана Прокоповича. Но почему Остерман, а не Бирон или не Миних? Почему Шуваловы, а не Разумовские или не Бестужев-Рюмин? Порой последним аргументом были просто личные симпатии.
Однако я старалась выбирать тех людей, которые внесли ощутимый вклад в строительство будущего, благодаря которым Россия приобрела свою славу. Строительство Петербурга Меншиковым, земельные приобретения, полученные страной, благодаря усилиям Остермана, Московский университет и петербургская Академия художеств, основанные Иваном Ивановичем Шуваловым и так далее. У каждого из героев этой книги свое видение будущего России и они, не жалея сил, воплощали его в жизнь. Что-то им удалось, что-то нет. Ни одному из них не было дано предвидеть все последствия своих начинаний. Но все вместе они творили будущее, и благодаря им Россия выглядит именно такой, какой мы видим ее сейчас.
И еще каждый из моих героев сознательный и активный творец своей судьбы. Преобразовывая государство, они выстраивали собственную жизнь, реализовывали свои убеждения, проверяя их на практике. Итог, как водится, различный и далеко не все из них оказались победителями. В чем они были правы? В чем ошибались? Попробуем разобраться вместе.
Глава 1. Александр Данилович Меншиков
1
«‘Tis better to be vile than vile esteemed» – «Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть», – эта строка из сонета Вильяма Шекспира в переводе Самуила Яковлевича Маршака могла бы служить отличным эпиграфом к биографии нашего первого героя – генерал-губернатора Санкт-Петербурга, президента Военной коллегии, позже – генералиссимуса морских и сухопутных войск, адмирала, «первого сенатора», «первого члена Верховного тайного совета», светлейшего князя, без пяти минут зятя императора, а еще позже – безродного заключенного и ссыльного – Александра Даниловича Меншикова.
Если бы можно измерить известность и значимость человека в истории числом ходивших о нем слухов, преданий и анекдотов, то рейтинг Меншикова стал бы лишь немногим ниже рейтинга его повелителя – императора Петра Алексеевича.
Сразу после смерти Петра Великого вышел целый ряд мемуаров, написанных его ближайшими друзьями и рассказывающих о его привычках, образе жизни, остроумных изречениях, о том, что он любил и что ненавидел. Меншиков в этих изданиях упоминался очень часто, причем по большей части авторы не отвешивали ему комплименты.
Вот что пишет об Александре Даниловиче, к примеру, князь Борис Иванович Куракин в «Гистории о царе Петре Алексеевиче»: «Но в тоже время Александр Меншиков почал приходит в великую милость и до такого градуса взошел, что все государство правил, почитай, и дошел до градуса фельдмаршала и учинился от цесаря сперва графом имперским, а потом и вскоре принцем, а от его величества дюком
[1] ижорским. И токмо ему единому давалось на письме и на словах – „светлость“. И был такой сильной фаворит, что разве в римских гисториях находят. И награжден был таким великим богатством, что приходов со своих земель имел по полторасто тысяч рублев, также и других трезоров
[2] великое множество имел, а именно: в каменьях считалось на полтора миллиона рублев, а особливо знатную вещь имел – яхонт червчатой
[3], великой цены по своей великости и тяжелине, и цвету, которой считался токмо един в Европе… Характер сего князя описать кратко: что был ума гораздо среднего, и человек неученой, ниже писать что мог, кроме свое имя токмо выучил подписывать, понеже был из породы самой низкой, ниже шляхетства»…
Сам Куракин принадлежал к ближайшим друзьям и сподвижникам молодого царя: одним из его «потешных ребят» в подмосковном селе Преображенском. Потом оба они – и Петр и Куракин женились на двух сестрах Лопухиных, вместе пережили позорное поражение под Нарвой и триумф под Полтавой, где Куракин – ни много ни мало – командовал Семеновским полком. По приказу царя Куракин стал одним из первых русских дипломатов и защищал интересы России в Гамбурге, Гааге, Амстердаме, Париже. Может быть в его суждениях о Меншикове проскальзывает снобизм аристократа, с презрением относящегося к наглому выскочке, «вороне, залетевшей в царские хоромы»?
А вот что пишет о Меншикове совсем другой человек – датчанин по имени Юст Юль, посланник при русском дворе, познакомившийся с Меншиковым в Петербурге в 1710 году. После посещений одного из военных триумфов, которые так любил пышно праздновать Меншиков, 7 января Юль записал в дневнике: «Крайнего удивления достойно, что перед своим уходом князь Меншиков поцеловал всех принцев и цариц в губы и что молодые царевны устремились к нему первыми, стараясь наперегонки поцеловать у него на прощание руку, которую он им и предоставил. Вот до чего возросло высокомерие этого человека с тех пор, как поднявшись с самых низких ступеней, он стал в России значительнейшим человеком после царя! Не могу, кстати, не сказать несколько слов о восхождении и счастии Меншикова. Родился он в Москве от весьма незначительных родителей. Будучи подростком лет 16, он, подобно многим другим московским простолюдинам, ходил по улицам и продавал так называемые пироги. Это особого рода выпечка из муки, печенная на сале и начиненные рыбою, луком и т. п.; продают их по копейке или по денежке, т. е. по полкопейке. Случайно узнав этого малого, царь взял его к себе в денщики, т. е. лакеи, потом оценив его особенную преданность, пыл и расторопность, стал постепенно назначать его на высшие должности в армии, пока наконец теперь не сделал его фельдмаршалом. Кроме того, царь пожаловал его сначала бароном, потом графом, наконец сделал князем Ингерманландским. Вслед за этим и Римская империя возвела его в имперские князья, без сомненья для того, чтоб заручиться расположением сановника, пользующегося таким великим (значением) у царя. В сущности, Меншиков самый надменный человек, какого только можно себе представить; содержит он многочисленный двор, обладает несметным богатством и большими широко раскинутыми поместьями, не считая княжества Ингерманландского, презирает всех и пользуется величайшим расположением своего государя. Уровень ума его весьма посредственный, и во всяком случае, не соответствующий тем многочисленным важным должностям, которые ему доверены. Между прочим он состоит также гофмейстером царевича, который в бытность мою в России путешествовал за границею и находился в Саксонии. Князь Меншиков говорит порядочно по-немецки, так что понимать его легко, и сам он понимает, что ему говорят, но ни по-каковски ни буквы не умеет ни прочесть, ни написать, – может разве подписать свое имя, которого, впрочем, никто не в состоянии разобрать, если наперед не знает что это такое. В таком великом муже и полководце, каким он почитается, подобная безграмотность особенно удивительна».
