Когда все были в сборе, князь Димитрий Голицын начал говорить, ибо Великий Канцлер страдал жестокою простудою; он сказал, что если Богу угодно было лишить их Царя Петра II-го, то необходимо избрать достойнаго ему преемника, Монарха Великой Российской империи. Поелику вдовствующая Герцогиня Курляндская одарена великими добродетелями, то они не могут сделать лучшаго выбора. Все отвечали общим кликом: „Да здравствует!“ и приказ был передан генералам, об объявлении о том войску. Немедля назначили трех депутатов для посылки в Митаву, объявления новой Царице ея избрания и сопровождения ея в Москву».
По сути этот выбор единственно возможный, Анна царская дочь и «честная вдова», она не привела бы на трон иностранного принца или короля. С другой стороны, своим воцарением она была бы обязана верховникам, и они считали, что это дает им возможность расширить свои права. Мы уже знаем, что они ошиблись. Прибыв в Москву Анна, опираясь на поддержку московских бояр, не вошедших в Верховный совет, и гвардии, разорвала подписанные в Митаве «Кондиции» (условия) и объявила себя самодержицей. Она не стала омрачать свое венчание на царство казнями, но всех верховников под тем или иным предлогом в ближайшем будущем вывели из игры: казнили, оправили в крепость или в ссылку, всех, кроме Остермана.
* * *
Как же удалось Андрею Ивановичу избежать опалы? Он присутствовал на совете верховников и его даже уговорили помочь составить «Кондиции», «яко зднающий лучше штиль». Остерман отказывался, говоря, что иностранец «в таком важном деле выступить на может». В конце концов его видимо заставили составить документ, но свою подпись под ним Остерман не поставил, потому что, согласно воспоминаниям английского резидента Финча, «внезапно почувствовал такой сильный припадок подагры в правой руке, что оказался не в состоянии держать перо в руках».
В то время, когда верховники «тягались» с Анной, он оставался у себя дома. Новой императрице пока не было до него дела. Но, вероятно, Остерман не сомневался, что его час придет: если не самой Анне, то тем, кого она приведет к власти, понадобится его опыт дипломата и управленца, отлично знающего как пружины международной политики, так и рычаги российского государственного механизма.
Анна Иоанновна
Э.И. Бирон
Из Митавы Анна привезла своего любимца, бывшего секретаря, Эрнеста Иоганна Бирона. Бирон и его жена много лет составляли самый ближний круг людей, с которыми общалась Анна, сначала в Курляндии, а потом в России. Влияние Бирона на императрицу было огромно, но он не умел, да и кажется, не хотел править, а лишь помогал продвигать идеи тем, кто высказывал ему почтение и умел быть благодарным. Своих политических амбиций у него не было, и он был далек от мысли влиять на политический курс России, как во внутренних, так и в международных делах. Кроме того Бирон, хоть и начал учить русский язык, но еще не мог сносно изъясняться на нем.
Еще один «петровский немец», перешедший на службу Анне – Иоганн Бурхард Миних, прославился как полководец и военный инженер, но не обладал способностями дипломата и государственного деятеля. Миних всегда недолюбливал Остермана, видимо отчасти потому, что они были слишком разными: Миних был жизнелюбом, храбрецом, отчаянным рубакой, не щадившим, однако, не только своей жизни, но и жизни своих солдат, Остерман – осторожным аккуратистом.
Одним словом, никто не мог заменить Андрея Ивановича в правительстве Анны, никто не мог выполнять его обязанности. Вместо разогнанного Верховного совета Анна учредила кабинет министров, обязанности и права которого определял не кто иной, как Остерман.
И. Б. Миних
Так, правление Анны Иоанновны стало звездным часом Андрей Ивановича. Историк и писатель Евгений Петрович Карнович даже предложил заменить термин «бироновщина» на «остермановщина», поскольку именно Остерман являлся главным государственным деятелем Аннинской России. Императрица оценила заслуги Остермана: он возведен в графское достоинство и получил богатые поместья в Лифляндии, прежде принадлежавшие князю Меншикову.
Разумеется, Бирон и Миних не могли не заметить все усиливающееся влияние на императрицу. Если в начале, по словам Клавдия Рондо, эти трое «действовали совсем заодно, и одни вправляли русскими делами», то потом Миних попытался потеснить Остермана. Рондо рассказывает, что когда в 1732 году Миниха возвели в фельдмаршалы, он: «…стал обращаться со всем генералитетом надменно. Он заключил несколько трактатов, крайне невыгодных для ее величества, так что исправлять ошибку призвали Остермана, который обвинил Миниха во вмешательстве в дела, о которых он не имел понятия, что еще более обострило его вину. Они теперь принимают меры погубить друг друга». Разумеется, из этой схватки Остерман вышел победителем, тем более что Бирон тоже не был заинтересован в присутствии Миниха в столице: неунывающий фельдмаршал открыто добивался расположения Анны Иоанновны. В 1734 году по предложению герцога Бирона Миниха направили осаждать Данциг (ныне – Гданьск), где в это время засел уже знакомый польский король Станислав Лещинского. После кровопролитных боев Данциг был взят, но Двор оказался недоволен долгой осадой и, главное, тем, что Лещинскому удалось бежать из города. На польский трон вновь посажен ставленник России и Австрии саксонский курфюрст Август. После чего Миних понял, что в столице ему делать нечего и попросил у императрицы отправить его на начавшуюся войну с Турцией, для того чтобы вернуть России Азов и Очаков.
* * *
Анна Иоанновна правила десять лет. Второй раз замуж она не вышла, детей у нее не было, поэтому вопрос престолонаследия вновь стоял на повестке дня. Елизавета в качестве возможной наследницы даже не рассматривалась, голштинского принца тоже никто не хотел видеть на престоле. Оставалась племянница Анны Леопольдовны, Елизавета Екатерина Кристина, которая маленькой девочкой приехала в Россию из Мекленбурга. Но передать ей престол означало бы передать престол и ее мужу, кем бы он ни был. Такое решение не могло не вызвать протестов. И вот войска приводят к присяге… несуществующему еще сыну Елизаветы Екатерины, крещенной в православие и получившей при крещении имя Анны в честь тетки. Теперь осталось только родить этого ребенка. Но кто станет его отцом?
Бирон, в приступе обычно не свойственной ему наглости, предложил в женихи Анне своего сына. Но императрица, разумеется, выбрала одного из европейских принцев: Антона Ульриха, герцога Брауншвейг-Люнебургского, второго сына герцога Фердинанда Альбрехта Брауншвейг-Вольфенбюттельского.