12 (25) января 1755 года в День святой Татьяны по православному церковному календарю Елизавета подписала указ об основании Московского университета. По легенде Иван Иванович выбрал именно этот день в память своей матери, которую звали Татьяной. Позже день 12 января стал праздником для студентов Москвы, а позже – всей России. В университет с первых его дней принимали студентов всех сословий, кроме крепостных крестьян. Ломоносов уже в своей записке особенно подчеркнул этот момент: «В университете тот студент почтеннее, кто больше научился; а чей он сын, в том нет нужды». Из 26 русских профессоров, преподававших во второй половине XVIII века, только трое были дворянами.
Вначале университет располагался на Красной площади в доме Главной аптеки (теперь на этом месте находится Государственный исторический музей). При Екатерине II университет переехал на Моховую улицу.
Сразу же после открытия университета, в апреле 1756 года, при нем на Моховой улице открыли типографию и книжную лавку. Тогда же университет начал издавать дважды в неделю первую в стране неправительственную газету «Московские ведомости», а с января 1760 года – первый в Москве литературный журнал «Полезное увеселение».
На все это требовались деньги, которыми щедро снабжал свое детище Иван Иванович. Он же позаботился о том, чтобы в том же 1756 году при университете открылась общедоступная библиотека, которая на протяжении почти 100 лет была единственной в Москве.
А 6 (17) ноября 1757 года в Петербурге открылась Академия художеств. И снова именно Шувалов пригласил из-за границы педагогов, набрал первых учеников и в 1758 году подарил академии свою художественную коллекцию, собрание книг по искусству, положив этим начало библиотеке и будущему музею.
Среди первых выпусков академии были художник-портретист Федор Рокотов, скульптор Федот Шубин, архитекторы Василий Баженов и Иван Старов.
Князь Голицын пишет: «Приобретши доверенность Монархини, во время своего случая употреблять все свои минуты к соделанию как общественной, так и частной каждому выгоды. Одним словом, скажем простым изречением, жил токмо, дабы творить другим добро. Здесь представляется для человека здравомыслящаго преважная картина. – Молодой человек, в посредственном состоянии возросший, возведенный вдруг на высшую степень доверенности от своего Монарха, не токмо ее во зло не употребляет, но устремляет единственно всю сию власть для благоденствия государства, для исполнения всех тех спасительных, намерений, которыя Государыня Императрица Елизавета Петровна ежечасно, можно сказать, изъявляла к счастию своего народа. При таковой милостивой Монархине надлежало ко всеобщему благополучию встретиться такому благонамеренному вельможе».
* * *
После смерти Елизаветы политическая система Шуваловых стала постепенно сходить на нет. Петр Иванович и Александр Иванович пытались наладить отношения с Петром III – им не хотелось покидать политическую сцену.
По иному решил Иван Иванович. Уже в 1763 году он уезжает за границу, возможно выполняя ряд дипломатических поручений, и собирая новые коллекции для Академии художеств. В Россию он возвращается в 1777 году и избирается почетным членом Императорской академии наук и действительным членом только что учрежденной Императорской Российской академии, которой руководила Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова, дочь бывшего политического соперника Шуваловых Романа Воронцова.
Умер Иван Иванович 15 (26) ноября 1797 года в Петербурге и погребен в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры. Женат он никогда не был, детей не имел.
Еще в 1745 году Михаил Васильевич Ломоносов делает первый перевод на русский язык тридцатой оды Горация «К Мельпомене» (Exegi monumentum aere perennius…). Позже этот наиболее, пожалуй, известный из текстов Горация переводили многие русские поэты, начиная с Державина, Батюшкова и Пушкина. И каждый вносил в перевод что-то свое, поминал свои заслуги, то, что он сам считал для себя важным. Так поступил и Ломоносов. Но начальные ее строки могли бы послужить эпитафией Ивану Ивановичу:
Я знак бессмертия себе воздвигнул
Превыше пирамид и крепче меди,
Что бурный аквилон сотреть не может,
Ни множество веков, ни едка древность.
Не вовсе я умру, но смерть оставит
Велику часть мою, как жизнь скончаю.
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом.
Глава 4. Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова
1
К концу XVIII века в женщинах-дворянках уже не осталось ровным счетом ничего от «теремных затворниц» эпохи Алексея Михайловича. И от веселых, сообразительных и хитрых дам петровской и елизаветинской эпохи. Теперь в моде женщина, выкроенная по лекалам просветителей, четко знающая «что такое хорошо и что такое плохо», сама выбиравшая себе жизненный путь и спутника жизни. Историк и литературовед Юрий Лотман в знаменитом эссе «Мир женщины» рассказывает: «Женщина этой поры не только была включена, подобно мужчине, в поток бурных изменений жизни, но начинала играть в ней все большую и большую роль. И женщины очень менялись».
У всех этих женщин было нечто общее – они много читали, причем читали они книги совершенно определенного содержания. Те самые сочинения французских философов-просветителей, которые сводили с ума всю Европу, или русские книги, столь же нравоучительного содержания.
В романе Джейн Остин «Гордость и предубеждение», написанном в начале XIX века, компания аристократов, собравшихся с загородном поместье, от нечего делать обсуждает образ идеальной женщины:
«– По-настоящему образованным может считаться лишь тот, кто стоит на голову выше всех окружающих. Женщина, заслуживающая это название, должна быть хорошо обучена музыке, пению, живописи, танцам и иностранным языкам. И кроме всего, она должна обладать каким-то особым своеобразием внешности, манер, походки, интонации и языка – иначе это название все-таки будет заслуженным только наполовину.
– Всем этим она действительно должна обладать, – сказал Дарси. – Но я бы добавил к этому нечто более существенное – развитый обширным чтением ум.
– В таком случае меня нисколько не удивляет, что вы знаете только пять-шесть образованных женщин. Скорее мне кажется странным, что вам все же удалось их сыскать.
– Неужели вы так требовательны к собственному полу и сомневаетесь, что подобные женщины существуют?
– Мне они не встречались. Я никогда не видела, чтобы в одном человеке сочетались все те способности, манеры и вкус, которые были вами сейчас перечислены».
Джейн Остин – писатель-реалист, ее любимые героини твердо стоят на земле и интересуются не только содержимым книг, но и окружающим их миром, а главное – человеческим обществом, нравами и характерами. Хотя при случае и они не прочь уединиться с книгой.
Но совсем недавно, в XVIII веке «развитый обширным чтением ум» считался совершенно необходимым для спасения души, как мужской, так и женской. Софья, идеальная «разумная девица нового времени» (на что указывает ее имя), героиня пьесы Фонвизина «Недоросль», появляется на сцене с книгой.
