В последующие годы она жила то в Москве, то в Петербурге, писала пьесы, роман и автобиографические записки. Англичанка, Кэтрин Вильмон, приезжавшая к ней тогда, так описывает Дашкову: «В наружности ее, разговоре и манерах есть какая-то оригинальность, отличающая ее от других людей. Она помогает каменщикам возводить стены, сама проводит дороги и кормит коров, сочиняет музыкальные пьесы, пишет статьи для печати и громко поправляет священника в церкви, если тот отступает от правил, а в театре прерывает актеров и учит и их, как надобно выполнять роли. Княгиня вместе фельдшер, аптекарь, доктор, купец, судья, администратор».
С дочерью Екатерина Романовна давно поссорилась, та, несмотря на образцовое воспитание матери, выросла мотовкой, не могла ужиться с мужем. Сын Павел тоже поссорился с матерью, женился на дочери купца и умер, не оставив детей, Екатерине Романовне суждено пережить его на три года.
В 1804 году она написала редактору журнала «Друг просвещения» и просила его опубликовать надпись к портрету Екатерины II «переведенную мною с французского российскою прозою, для того что я уже потеряла и ту малую стезю, по которой доселе я прибегала к музам; побудилась же я оный перевод сделать потому, что сочинитель превозносит и великую монархию, и великий почтеннейший народ, и что в моих понятиях отношение взаимное, как частных людей между собой, так и народов к народу, основывается не только на силе, преимуществе и важности, содержащейся в себе, но и на внутреннем о себе восчувствовании и заключении. Кажется, весьма естественно заключить можно, что если мы сами себя почитать не умеем или не хотим, то не можем ожидать, а менее еще требовать, чтоб нас почитали». Какие же чувства неведомого французского автора хотела выразить Дашкова? Она пишет о своей императрице, не один раз предавшей ее, но все же оставшейся в ее глазах идеалом одновременно монархини и задушевной подруги: «Кто более ее когда-нибудь заслуживал благоговейное почитание. Соразмерно величию души ее ей небо дало владычество, подобное важным и пространным ее намерениям, пространный край в нашем шару ей покорил, а чтоб счастье всегда ей сопутствовало, чтоб была непобедима и слава чтоб ее бессмертною была, чтоб ничего невозможного для нее не существовало, благий Творец ей россиян подданными дал».
Александр I приглашал ее вернуться ко Двору, вновь занять место президента Академии наук, к нему присоединились и сами академики, но Дашкова отказалась, сославшись на преклонный возраст. Умерла Екатерина Романовна в 1810 году.
«Дашковою русская женская личность, разбуженная петровским разгромом, выходит из своего затворничества, заявляет свою способность и требует участия в деле государственном, в науке в преобразовании России», – писал о княгине Герцен.
Глава 5. Князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический
1
Эпитафию Потемкину написал уже поэт эпохи Екатерины Великой – Гавриил Романович Державин. В его поэме «Водопад» гибель «великолепного князя Тавриды» приобретает поистине космические очертания. Это событие, к которому не остается равнодушной природа, оно эхом отзывается во всем мироздании.
Но кто там и́дет по холмам,
Глядясь, как месяц, в воды черны?
Чья тень спешит по облакам
В воздушные жилища горны?
На темном взоре и челе
Сидит глубока дума в мгле!
Державин любил сам писать комментарии к своим стихом. В частности к этой строке он приписал: «Сим стихом описывается изображение лица кн. Потемкина, на челе которого, когда он был в задумчивости, видна была глубокомысленность».
Какой чудесный дух крылами
От севера парит на юг?
Ветр медлен течь его стезями,
Обозревает царствы вдруг;
Шумит, и как звезда блистает,
И искры в след свой рассыпает.
А к этой строфе автор оставил такую приписку: «Он имел обзорчивый и быстрый ум, стремящийся к славе, по следам которого разливалось военное пламя».
Чей труп, как на распутьи мгла,
Лежит на темном лоне нощи?
Простое рубище чресла,
Две лепте покрывают очи,
Прижаты к хладной груди персты,
Уста безмолвствуют отверсты!
Чей одр – земля; кров – воздух синь;
Чертоги – вкруг пустынны виды?
Не ты ли счастья, славы сын,
Великолепный князь Тавриды?
Не ты ли с высоты честей
Незапно пал среди степей?
Державин обращается к обстоятельствам смерти Потемкина, которые мгновенно стали легендой. В 1791 году Потемкин вел в Яссе переговоры о мире с турецким посланником. Внезапно он почувствовал лихорадку и приказал ехать из Яссы в Николаев. Возок мчался по степям, а князю становилось все хуже. Недалеко от молдавского села Рэдений Веки он приказал остановиться, сказав: «Вот и все, некуда ехать, я умираю! Выньте меня из коляски: я хочу умереть на поле!» Его желание исполнили, и он умер лежа в поле, на кошме и глядя в небо. Эта сцена была изображена на гравюре, сделанной по рисунку художника Иванова Михаила Матвеевича, копии которой разошлись по всей России. Так смерть в уединении, и в безвестности, на обочине дороги стала «медиа-событием».
«Лепта» – одна их самых маленьких греческих монет. В древней Греции существовал обычай класть подобные монеты мертвым на глаза, как «плату Харону» – перевозчику, переправляющему души умерших через реку Стикс в Элизиум – пристанище блаженных душ. Таким образом, князь уподобляется Гераклу или Ахиллу, или какому-либо другому античному герою, сходящему в царство теней. Образованные дворяне екатерининских времен, читатели Державина были отлично знакомы с греческой мифологией и эта ассоциация не ускользнула бы от их внимания. И одновременно – «две лепты» это две маленьких денежки, которые «гусар, бывший за ним, положил на глаза его…. чтобы они закрылись».
А Державин продолжает:
Не ты ль наперсником близ трона
У северной Минервы был;
Во храме муз друг Аполлона;
На поле Марса вÓждем слыл;
Решитель дум в войне и мире,
Могущ – хотя и не в порфире?
Не ты ль, который взвесить смел
Мощь росса, дух Екатерины,
И, опершись на них, хотел
Вознесть твой гром на те стремнины,
На коих древний Рим стоял
И всей вселенной колебал?
«Северная Миневра», разумеется, Екатерина. Потемкин много лет был ее любовником, а потом, возможно, и тайным мужем. В свете говорили о том, что Потемкин ехал на последнее свидание с Екатериной, он хотел попрощаться с той, которую всегда любил, но судьба этого не позволила.
