Капитан драгунского полка, Шарль Франсуа Филибер Масон, бывший учителем математики при великих князьях и написавший чрезвычайно интересные «Секретные записки о России во времена царствования Екатерины и Павла» вспоминает об Аракчееве так: «Множество прекрасных фейерверков, которые он устраивал с помощью своего бывшего учителя для праздников в Павловском, в особенности же снедавшая его страсть к учениям, которая заставляла его день и ночь издеваться над солдатами, снискали ему наконец расположение великого князя… Аракчеев… служил в кадетском корпусе, завоевал как унтер-офицер истинное уважение своими способностями, знаниями и усердием, которые он тогда проявлял, но уже в то время он отличался возмутительной грубостью по отношению к кадетам. Ни один лирический поэт не был столь бесконечно подвластен Аполлону, как был одержим демоном Марса этот человек. Его ярость и палочные удары, даже в присутствии Павла, стоили жизни многим несчастным солдатам. Этот палач вернул в русскую армию такое варварство, о котором здесь уже забыли: он оскорбляет и бьет офицеров во время учения».
Александр Семенович Шишков, адмирал и поэт, председатель «Беседы любителей русской словесности», сменивший Сперанского на посту государственного секретаря, с возмущением вспоминает: «Я сам при учениях видел, как граф Аракчеев в присутствии государя за малую ошибку, таковую, как ступил не в ногу, или тому подобную, замечал мелом на спине солдата, может быть, во многих сражениях проливавшего кровь свою за отечество, сколько дать ему палочных ударов».
При этом отмечали странную сентиментальность Аракчеева, которая казалась еще более бесчеловечной, чем самая грубая черствость и жестокость. Рассказывали, например, что он приказал высечь розгами за какую-то оплошность своего личного секретаря, человека пожилого, лет под пятьдесят, «статского генерала»
[32]. При этом сам сидел рядом, обливаясь слезами, и приговаривал: «Голубчик, потерпи, так нужно, люблю я тебя, не могу, сейчас кончим, только потерпи».
Понятно, почему этот грубый, но прямодушный и преданный человек нравился Павлу. Но как он мог стать правой рукой просвещенного гуманиста Александра?
2
Аракчеев, сын небогатого тверского помещика, владевшего всего лишь двадцатью душами крестьян, поступил в артиллерийский кадетский корпус, отлично учился, но постоянно нуждался в деньгах. Ему удалось устроиться давать уроки по артиллерии и фортификации сыновьям графа Николая Ивановича Салтыкова, того самого, в имении которого служил отец Сперанского. В то время Салтыков был официальным воспитателем великих князей Александра и Константина Павловичей и неофициальным посредником в отношениях великого князя и его матери. Именно Салтыков порекомендовал Павлу Аракчеева, как знающего и исполнительного артиллериста.
Речь шла не только о придворных фейерверках. Павел понимал, что за артиллерией будущее и придавал большое значение ее развитию, еще будучи великим князем. В 1786 году в Гатчине и Павловске числилось 41 орудие – пушки и мортиры различного калибра. Орудия эти были как морские, так и сухопутные, как российского, так и иностранного производства. Потом к ним прибавились и полевые орудия, как предназначенные для пехотных подразделений, так и те, что перевозились конной тягой и прикомандировывались к конным отрядам, чтобы прикрывать их атаки. Это было новинкой в европейской тактике ведения боя, и Павел старался не отстать от Европы. Но необходимо решить множество мелких вопросов, от которых зависела результативность стрельбы: какова должна быть конструкция повозок, на которых перевозились орудия, каким образом их снимать и устанавливать на поле боя, где и как держать лошадей во время стрельбы. Павел лично сконструировал мишени для обучения прицельной картечной стрельбе и позже они применялись во всей российской артиллерии.
Пока гатчинская артиллерия производила только салюты, все, казалось, было в порядке. Но когда Павел решил перейти к боевым стрельбам, возникли первые проблемы: «…в орудиях оказались раковины, сделавшие стрельбу опасною, дальности были слишком малы, действие картечи – слабо», у пушек и мортир неудобные лафеты, расчеты действовали несогласованно. Начались испытания и усовершенствования. В это время, 8 октября 1792 года, юный, двадцатитрехлетний, Аракчеев как раз и назначается командиром Артиллерийской роты гатчинских войск. Павел надеялся, что только что полученные им знания он сумеет применить на практике.
И Алексей Андреевич зарекомендовал себя с самой лучшей стороны на маневрах 1793 года, когда отрабатывались приемы взаимодействия различных родов и видов войск при наступлении и отступлении, форсирования водных преград, отражения морских десантов. Огромное значение придавалось на маневрах действиям артиллерии и она показала себя с самой лучшей стороны. Для быстрых и слаженных действий «артиллерийскую прислугу» разделили на номера и разработали команду для заряжания орудия и производства выстрела, благодаря этому выполнили приказ Павла о том, что «артиллерия, остановленная на позиции, должна была немедленно открывать огонь». На подготовку выстрела Павел отводил не более 10 секунд. В 1795 году практические артиллерийские учения прошли в Павловске. В ходе учений батарейные орудия разгромили редут и контр-батарею «противника», а затем разрушили огнем специально сооруженный дерево-земляной городок. На этих учениях отрабатывались также маневрирование с заряженными орудиями.
В 1795 году вместо артиллерийской роты уже создан полк под командованием все того же Аракчеева. Приступив к исполнению своих обязанностей, Алексей Андреевич первым делом составил «Инструкции чинам Артиллерийского полка». В них подробно расписываются обязанности всех чинов полка, и, по свидетельству военного историка генерал-лейтенанта Василия Федоровича Ратча, который сам служил в артиллерии в середине XIX века, правила, изложенные в «Инструкциях», до второй половины XIX века сохранялись как основание батарейного управления.
* * *
После восшествия Павла на престол Аракчеев, уже полковник, стал петербургским комендантом. А бывший его артиллерийский полк гатчинских войск послужил основой для формирования Лейб-гвардии артиллерийского батальона. Военный губернатор Петербурга генерал от кавалерии Петр Алексеевич Пален, только что возведенный Павлом с графское достоинство, оказался одним из руководителей заговора против императора. Будь Аракчеев в столице в тот момент, когда заговорщики начали действовать, он, без сомнения, сделал бы все, чтобы защитить императора, но чем дольше Павел находился на троне, тем более недоверчивым и склонным к импульсивным действиям он становился. Аракчееву уже случалось отправляться во временную отставку, в марте 1798 года, по слухам, из-за того, что один из подчиненных ему полковников, не выдержав придирок и оскорблений, покончил с собой. Но после этого Павел вернул его на службу и пожаловал чин генерал-лейтенанта. В следующем году Алексей Андреевич получил из рук императора орден Св. Иоанна Иерусалимского, а еще через полгода – титул графа Российской империи. Девиз для его герба – «Без лести предан», – придумал сам Павел. Злые языки тут же переделали этот девиз так: «Бес. Лести предан». Но 1 октября 1799 года вновь отправлен в отставку, из-за казнокрадства брата, которое Алексей Андреевич постарался прикрыть, и на этот раз Павел не успел изменить своего решения. Есть легенда о том, что Аракчеев, предчувствуя недоброе, выехал из своего имения и поехал в Петербург. Но когда он добрался до столицы, все заставы по приказу Палена закрыли, и Алексей Андреевич не успел спасти своего государя. Позже в своем имении Грузино он воздвигнет Павлу памятник, на котором напишет «Сердце мое и дух мой чист перед тобой».
