Александр снова вернулся к нему в 1816 году и вновь поручил организацию поселений Аракчееву. На этот раз эксперимент начали в Новгородской губернии, «под боком» Алексея Андреевича.
Население поселений составляли солдаты, их жены и дети, которые обучались в школах, с 12 лет начинали привлекаться к сельскохозяйственным работам, а с 18 до 45 лет должны были нести военную службу, совмещая ее с хозяйственными работами. Утром и вечером в поселениях проходили военные учения, днем солдаты работали в поле. В 45 лет они освобождались от строевой службы, но обязанности по хозяйству должны были выполнять до конца жизни.
По приказу Александра военные поселения могли располагаться только на государственных территориях, никак не задевая земли помещиков. Место для них нашлось не только в Новгородской губернии, но и в Санкт-Петербургской, Витебской, Могилевской губерниях. Специализированные кавалерийские поселения размещались в Слободско-украинской и Херсонской губерниях. К 1820 году все военные поселения России состояли из 126 пехотных батальона и 250 кавалерийских эскадронов.
Секретарь Аракчеева Алексей Иванович Мартос, занимавшийся организацией военного поселения в Высоцкой волости Новгородской губернии, вспоминает: «Захотелось поселить войска ближе к Петербургу, и как по почве земли не найдено хуже Новгородской губернии, то и брошен на нее жребий, не говоря о Петербургской губернии, которая еще беднее и хуже Новгородской. Здесь зима продолжается шесть месяцев, три – грязной распутицы и только три месяца хорошего времени, когда крестьянин должен убрать и засеять поле, сенокосы и сими тремя месяцами обеспечить годичное содержание своего семейства. Рожь при хорошем урожае более не дает, как сам-пять, а овес сам-третей; землю чрезвычайно много удобривают навозом, иначе зерно не дает никакой прибыли, а посему зажиточному хозяину надобно держать скота как можно более.
Места при Волхове приятны, и всюду, где была возможность, трудолюбивая рука пахаря в лесах расчистила нивы и луга; болота, мхи, топи, грязные речки и ручьи лежат вокруг тех расчистков, так что, кажется, должно ограничиться тем, сколько поля имеет всякий хозяин, ибо больше почти неоткудова взять. Вот главнейшая причина неудобств жизни в тамошнем краю; я удивился, когда в декабре месяце крестьяне приходили у меня спрашиваться ехать в Новгород за покупкою муки, ибо своей уже не становилось, и посему декабрь, генварь, февраль, март, апрель, май, июнь и до половины июля, до нового хлеба, жители должны покупать хлеб.
Вы спросите: чем же они кормятся? Худое хлебопашество заменяется другими выгодами: они продают в Петербурге сено, дрова, телят, которых нарочно отпаивают, домашнюю птицу, иные ездят с рыбою и сими изворотами живут порядочно. Крестьяне были подчинены мне, а поселенный батальон стоял у них по квартирам в 23 деревнях; они вышли из всякой зависимости гражданского начальства: я творил и суд, и расправу, я был Харон с тою разницею, что этот проказник перевозил существа, переставшие чувствовать, а я приуготовлял к перевозу таких же двуногих животных, без перьев, в жизнь адскую в сравнении с их прежней… Халынские жители отдавали свои домы, свое имущество, все, что нажили подлинным трудолюбием, лишь бы их оставили в покое. „Прибавь нам подать, требуй из каждого дома по сыну на службу, отбери у нас все и выведи нас в степь: мы охотнее согласимся, у нас есть руки, мы и там примемся работать и там будем жить счастливо; но не тронь нашей одежды, обычаев отцов наших, не делай всех нас солдатами“ – эти их слова я часто сам слышал, в Бронницах будучи».
В общем и целом эксперимент провалился. Поселениям так и не удалось выйти «на самоокупаемость», хотя кроме попыток вернуть солдат на землю, перешли к попыткам превратить часть государственных крестьян в солдаты. Когда-то доля государственных крестьян считалась завидной, по сравнению с долей тех, что принадлежали дворянам, так как администрация не допускала в своих владениях такого самоуправства, как иные помещики. Теперь крестьянам, согнанным в поселения, не нравилось, что их заставляют брить бороды, носить мундиры, заниматься военными упражнениями и лишают даже той небольшой свободы выбора, которая прежде у них была.
Чрезмерный контроль над повседневной деятельностью людей, жестокость начальства приводили к бунтам. Восстания жестоко подавлялись, что не улучшило репутации Аракчеева. Но критики забывали о проекте Алексея Андреевича, который предусматривал сокращение воинской службы с 25 до 8 лет, и образовании военного резерва из отслуживших, но еще не старых солдат. А когда в 1818 году Александр поручил ему составить, ни много ни мало, проект освобождения крестьян, Алексей Андреевич выполнил и эту задачу, предложив постепенный выкуп помещичьих крестьян казной. Крестьяне должны были освобождаться с небольшим земельным наделом и становиться арендаторами земли у помещика, который еще получал денежную компенсацию. Но, как известно, претворить этот план в жизнь Александр так и не решился, вероятно, к немалому облегчению его автора, который до конца своих дней остался категорическим противником самой идеи эмансипации крестьян.
4
У себя в имении Грузино, полученном в 1796 году от Павла Петровича, вместе в графским титулом Аракчеев создал образцовое хозяйство, и даже более того – «маленькую идеальную Россию». Посетив ее летом 1810 года, Александр писал Алексею Андреевичу: «Граф Алексей Андреевич! Устройство и порядок, который лично видел я в деревнях ваших, при посещении вас на возвратном пути моем из Твери, доставили мне истинное удовольствие. Доброе сельское хозяйство есть первое основание хозяйства государственного. Посему я всегда с особым вниманием взирал на все сведения, доходящие ко мне о благоустройстве частного сельского управления, и всегда желал, чтоб число добрых и попечительных помещиков в отечестве нашем умножалось. Надеяться должно, что примеры их изгладят постепенно следы тех неустройств, которые, к сожалению всех людей благомыслящих, необдуманная роскошь или небрежение доселе в сей части оставляли. Был личным свидетелем того обилия и устройства, которое в краткое время, без принуждения, одним умеренным и правильным распределением крестьянских повинностей и тщательным ко всем нуждам их вниманием, успели вы ввести в ваших селениях, я поспешаю изъявить вам истинную мою признательность за удовольствие, которое вы мне сим доставили. Когда с дея тельною государственною службою сопрягается пример частного доброго хозяйства, тогда и служба и хозяйство получают новую оценку и уважение. Пребываю к вам всегда благосклонным».
Действительно, в Грузино новый граф быстро организовал образцовое хозяйство, выдавал каждому крестьянину по корове, составлял рескрипты о том, как матери должны кормить грудных детей, построил для подросших ребят школу, пристроил каменную церковь с высокой колокольней, поставил памятники Павлу I и офицерам гренадерского имени Аракчеева полка, павшим в 1812–1814 годах, недалеко от церкви колоннаду со скульптурой И.П. Мартоса в центре, изображающей апостола Андрея Первозванного, две высоких башни на пристани.
Экономкой в имении стала Настасья Минкина, крепостная, гражданская жена Аракчеева и мать его единственного сына. Вот что пишет о своей подруге сам Аракчеев: «Двадцать два года спала она не иначе, как на земле у порога моей спальни, а последние пять лет я уже упросил ее ставить для себя складную кровать. Не проходило ни одной ночи, в которую бы я, почувствовав припадок и произнеся какой-нибудь стон, даже и во сне, чтобы она сего же не услышала, и в то же время входила и стояла у моей кровати, и если я не проснулся, то она возвращалась на свою, а если я сделал оное, проснувшись, то уже заботилась обо мне. Во все 27 лет ее у меня жизни не мог я ее никогда упросить сидеть в моем присутствии, и как скоро я взойду в комнату, она во все время стояла. Она была столь чувствительна, что если я покажу один неприятный взгляд, то она уже обливалась слезами и не переставала до тех пор, пока я не объясню ей причину моего неудовольствия».
