Но времена Священного союза остались далеко позади. В Австрии крепнет недовольство агрессивной политикой Николая, который полагает, что Россия по-прежнему имеет право вмешиваться в Европейскую политику. Под благовидным предлогом предложение российского императора отклонили. Ольга пишет: «Тут Папа получил известие, что у Стефана чахотка и что он не решается поэтому принять наше приглашение и отправиться на маневры с их трудностями. Одновременно же мы узнали, что Альбрехт по воле своего отца женился на баварской принцессе Хильдегарде».
Николай был уязвлен, и как властитель, и как отец, искренно любящий дочь. Сама Ольга думает, что возможно ее судьба стать монахиней, как это делали царские дочери во времена первых Романовых. Но отец понимает: нужно спешно найти нового жениха, чтобы забыть об этом позорном отказе. Остается старое испытанное средство – искать спутника жизни русской принцессы среди властителей маленьких германских княжеств.
Следующие кандидаты – Альфред Нассауский и его брат – принц Мориц. «Однажды вечером донесли, что герцог Нассауский и его брат Мориц прибыли в Кронштадт и ожидают указаний Папа, где и когда они могут сделать ему визит. В то время не было принято, чтобы принц или какой-нибудь путешественник, имевший значение, приезжал в Россию без предварительного приглашения или же запроса. Папа приказал герцогу приехать в Ропшу, где был на маневрах, принял его в своей палатке, и герцог тогда же сказал ему, что просит у него руки Великой княжны Елизаветы (дочери дяди Михаила). Папа был удивлен, но ничего не имел против этого, и герцог поспешил уехать в Карлсбад, где в то время лечилась со своими дочерьми тетя Елена. Мориц же остался у нас. Это был красивый мальчик, хорошо сложенный, очень приятный в разговоре, с легким налетом сарказма. Он быстро завоевал наши симпатии, мне же он нравился своим великодушием, заложенным в его характере, а также своей откровенностью. Восемь дней он оставался у нас; затем он уехал. Мое сердце билось, как птица в клетке. Каждый раз, когда оно пыталось взлететь, оно сейчас же тяжело падало обратно». Но Мориц не является наследником престола. Николая это устраивает, он не против оставить дома еще одну дочь, раз уж ее не удалось выдать замуж в Австрию. «Мэри узнала, что Мориц уехал с тяжелым сердцем, и спросила меня: „Хочешь, чтобы я поговорила с Папа? Он, конечно, разрешит тебе брак вроде моего“. Я подумала, но все же сказала: „Нет!“ Я не сказала вслух того, о чем подумала: жена должна следовать за мужем, а не муж входить в Отечество жены, а также что мне была бы унизительна мысль о том, что Мориц будет играть роль, подобную роли Макса
[37]. Это было последним происшествием такого характера; влюбленность, где теряется сердце, в то время как благоразумие удерживает и предупреждает, становится мучительной».
И тут великая княгиня Елена Павловна, жена младшего брата Николая – Михаила предлагает своего брата принца Карла Фридриха Александра Вюртенбергского. Принц на четырнадцать лет старше Ольги, он со дня на день должен стать королем Вюртенберга.
Семья едет в Германию, Ольга встречается с Карлом и старается убедить себя, что любит его. «Я жарко молилась, чтобы Господь вразумил меня и указал, как мне поступить. Я встретилась с кронпринцем после службы в комнате Мама. По ее предложению мы спустились вниз, в сад. Не помню, как долго мы бродили по отдаленным дорожкам и о чем говорили. Когда снова мы приблизились к дому, подошла молодая крестьянка и с лукавой улыбкой предложила Карлу букетик фиалок „пер ла Донна“ (для госпожи (ит.)). Он подал мне букет, наши руки встретились. Он пожал мою, я задержала свою в его руке, нежной и горячей. Когда у дома к нам приблизилась Мама, Карл сейчас же спросил ее: „Смею я написать Государю?“ – „Как? Так быстро?“ – воскликнула она и с поздравлениями и благословениями заключила нас в свои объятия… Было решено объявить помолвку, как только придет письмо Папа из Петербурга. Кости
[38], который увлекался теперь всем античным, сравнил меня с Пенелопой и ее женихами. „Ну, – говорил он, – наконец появился и Улисс (Одиссей)!“».
Вскоре Ольга познакомилась с «действующим» королем Вюртенберга: отцом Карла Вильгельмом I. Вот какое впечатление он оставил: «Манеры короля напоминали прошлое столетие, тон, которым он обращался ко мне, был скорее галантным, чем сердечным, его разговоры любезны, подчас даже захватывающи, но всегда такие, точно он говорил с какой-либо чужой принцессой, ни слова, могущего прозвучать сердечно или интимно, и ничего о нашем будущем. Казалось, он избегал всего, что могло вызвать атмосферу непринужденной сердечности. Такое поведение казалось мне, с детства привыкшей к свободе и откровенности, совершенно непонятным, и мое сердце сжималось от мысли, что мне придется жить под одним кровом с человеком, который был мне непонятен и чужд. И все же как Государь, самый старший среди немецких князей, он считался самым способным. Он был просвещенных либеральных взглядов и дал своей стране конституцию задолго до того, как она была принята в других странах. Он правил страной 30 лет, и это было счастливым для нее периодом. Все это я уже знала до встречи с ним и старалась теперь думать об этом, чтобы увеличить хотя бы мое уважение к нему, раз сердце для него молчало. И это уважение стало почвой для всех моих последующих с ним отношений. Я ему обязана многим, он научил меня выражаться точно и вдумчиво, что было необходимо, например, при передаче ему моих бесед с нашим послом в Штутгарте Горчаковым, для которого я служила как бы рупором в его сношениях с королем».
* * *
После свадьбы Ольги и Карла в 1846 году Горчаков остался в Штутгарте чрезвычайным послом на долгих восемь лет. Брак великой княжны и кронпринца оказался неудачным, детей у супругов не было, и Ольга взяла на воспитание свою племянницу Веру, дочь великого князя Константина Николаевича. Много времени она отдавала благотворительности, организовала Попечительское общество имени Николая, которое помогало слепым детям, госпиталь и школу для сестер милосердия. Как бы там ни было, но Штутгарт был хорошим местом для большой семьи Горчакова – до поры до времени тихим и спокойным. Но Александр Михайлович пристально следил за событиями в Европе, а они не могли не вызывать тревоги. Позже историки назовут это время «весной народов», но далеко не все современники этих событий вспоминали о них с радостью и глядели в будущее с оптимизмом.
Ольга Николаевна
Карл Фридрих Александр Вюртенбергский
Первой «вспыхнула» Франция – король Луи Филипп не сумел справиться с последствиями череды неурожайных лет и с недовольством буржуазии, не допущенной до власти. В Париже снова зазвучала «Марсельеза», стали строить баррикады. 24 февраля 1848 года Париж оказался в руках восставших. Луи Филиппу пришлось подписать отказ от короны и скрыться в Англии. Во Франции провозгласили вторую республику. Официально отменили титулы, гарантирована свобода собраний, для пополнения казны введен 45 %-ный земельный налог со всех землевладельцев, который в первую очередь ударил по крестьянам, проведены выборы в законодательное собрание. Но справиться с ростом безработицы новому правительству так и не удалось. Один из руководителей национальных мастерских, которые должны были дать заработок потерявшим доходы рабочим, писал: «Нищета усиливается с каждым днем и грозит все затопить». А вскоре и эти мастерские закрыли. И вскоре рабочие снова поднялись, теперь уже против национального собрания. Но июньское восстание потопили в крови и власти приостановили демократические реформы. В декабре прошли выборы и президентом Франции стал племянник Наполеона I – Луи Наполеон Бонапарт (Наполеон III), которого называли «маленьким племянником большого дяди». Позже – в 1851 году – он объявит о роспуске законодательного собрания и сосредоточит в своих руках всю полноту власти при единодушной поддержке народа. Потом он объявит себя императором, а свою страну – империей. Но пока Франция является примером для многих стран, которые задумываются о своем будущем.
