– Как так? – внезапно вскричал мой августейший собеседник.
– Да! Ваше величество, – (выдумывал я весьма смело). – Я имею положительное приказание, не медля ни единого часа, как скоро только один солдат перейдет границу и вступит в пределы Молдавии и Валахии, немедля выехать из Вены и прервать сношения нашего двора с правительством вашего величества. Мне же известно, что ваше величество послали уже свои повеления генералу К., дабы тот перешел границу.
Франц-Иосиф глубоко задумался и смущенный долго ходил по кабинету. Наконец подошел ко мне, положил обе руки на плечи и сказал: „Князь Горчаков, прежде, чем вы доедете до дому, генерал К. получит повеление от меня не переходить границу“.
Это «политическое кокетство» возымело действие, и тем не менее австрийские войска все же вошли в Валахию, оставленную русской армией, хотя и несколько позже – как известно, «свято место пусто не бывает».
Горчаков чувствует, что договор между Австрией, Францией, Англией и Турцией может быть подписан за его спиной. Он ждет, что Николай предпримет решительные шаги, которые покажут Францу-Иосифу, что Россия не хочет войны с Австрией и готова на уступки. Сам Александр Михайлович полагал, что новая война с Турцией России сейчас не нужна и честно написал об этом Николаю, но император уверен в своих решениях, даже перед лицом оппозиции всей Европы.
В то же время Александр Михайлович узнает, что Франция и Англия готовы вести переговоры с Россией. На повестке дня стоят четыре пункта: «вопрос о проливах», отмена русского протектората над Моравией и Валахией и замена его на общеевропейскую гарантию, свобода для плавания судов по Дунаю и, наконец, принципиальная отмена права покровительства своим единоверцам, замена ее на коллективное покровительство всей Европы всем христианам на территории Османской империи. Но Николай с возмущением отвергает эти условия, несмотря даже на то, что его уговаривает согласиться король Пруссии Фридрих-Вильгельм.
Николай I не случайно любил разыгрывать рыцарские карусели
[39] в Царском Селе. Возможно, где-то в глубине души он считал себе рыцарем без страха и упрека, каким был его отец – император Павел. Попытки Франца-Иосифа поладить одновременно и с французами и с русскими с точки зрения русского императора были низостью и подлостью. Попытки Фридриха-Вильгельма уговорить пойти на уступки – проявлением трусости.
Меж тем Англия и Франция, объявившие России войну еще в марте 1854 года, высаживают десант в районе Евпатории и направляются к Севастополю. 8 (20) сентября 1854 года русская и английская армия встречаются на реке Альме близь Бахчисарая. Все склоны покрыты любопытными местными жителями, дамы взяли с собой корзинки для пикников, кавалеры готовы открыть шампанское и выпить за победу русских войск. Но неожиданно столкновение заканчивается разгромом русских. Наши войска отступают на север, англичане и французы выходят к Севастополю.
Поражение русской армии сильно подорвало позиции Горчакова на переговорах, но стойкость Севастополя дает ему некоторую надежду на успех. Пруссия и города Германского союза вновь подтверждают, что в случае войны Австрии с Россией они поддержат Россию. Австрия хочет «выйти сухой из воды» и в переговорах вновь всплывают пресловутые «четыре пункта». Тут приходит весть о поражении русских войск под Инкерманом. И Николай сообщает Горчакову, что готов к переговорам. Горчаков отвечает ему, что по всей видимости переговоры и даже согласие императора на все «четыре пункта» сейчас ничего не дадут.
Из окна своего кабинета в Петергофе император мог видеть в подзорную трубу английский флот, крейсирующий в Финском заливе. Вероятно, от чувствовал себя, как зверь, загнанный в ловушку.
Австрия подписывает договор с Англией и Францией 2 декабря, Горчаков попытался провести переговоры с представителями этих двух держав, но те использовали все возможные уловки, чтобы их сорвать. В конце марта 1855 года Александр Михайлович получил депешу от Нессельроде, что Николай отказывается обсуждать ограничение военно-морского присутствия России на Черном море. Следом из России приходит известие о смерти императора.
4
«Я оставляю тебе Россию не в лучшем положении», – с таким словами по легенде обратился Николай к сыну на смертном одре. Было ясно, что Россия проиграла войну и новому императору предстоит начать свое царствование с тяжелых и унизительных переговоров о мире. Мирный договор подписан в марте 1856 года в Париже. России запрещалось иметь военный флот и военные порты на Черном море, правда, Турция тоже была признана побежденной и тоже утратила право держать в Черном море военный флот. Но Турция, как впоследствии заметил Горчаков: «…сохраняла право содержать в Архипелаге и в проливах морские силы в неограниченном размере». Россия отдала Турции Кавказ и устье Дуная, но сохранила Крым и Севастополь. Покровительство над всеми христианскими подданными султана перешло к Европе, а с ним и право вмешательства в дела на Востоке. Стало ясно, кто на самом деле получил больше всего выгод от этой войны.
Одной из очевидных причин поражения России в войне стало технические превосходство английской армии, а значит снова, как и при Петре I, предстояло «догонять Европу». Александр II готовил то, что позже назовут великими реформами: отмену крепостного права, отмену 25-летней солдатчины, судебную реформу, земскую реформы и т. д. Он понимал, что при таком глобальном переустройстве Россия может временно потерять свою боеспособность, ему, как воздух, необходимы несколько мирных лет и прикрытие надежных союзников. Горчаков отказался подписывать Парижский трактат. Политического значения этот «демарш» не имел, все понимали, что трактат в любом случае будет подписан не тем, так другим человеком. Но, видимо, этот жест был важен для самого Александра Михайловича. Он оказался важным и для нового императора.
Граф Нессельроде вышел в отставку, и в апреле 1856 года министром иностранных дел назначен князь Горчаков, получивший звание канцлера. Вероятно, Александр II планировал такое назначение уже давно. Еще осенью 1854 года, при жизни Николая I, фрейлина великой княгини Марии Александровны, Анна Тютчева записала в дневнике: «Сегодня вечером великий князь прочел нам конфиденциальную корреспонденцию из Вены (вероятно от Горчакова), представляющую очень умный обзор политического положения России в настоящее время и оканчивающуюся словами: „Нельзя понять современный кризис, если не отдавать себе отчета в том, что из него неизбежно должен вырасти новый мир“. „Это именно то, что я думаю, – добавил великий князь, – и что говорил с самого начала войны“». При встрече с новым императором Горчаков попросил его об амнистии декабристам. Вероятно, и сам Александр II уже задумывался над этим и просьбу удовлетворил – декабристам разрешили вернуться из Сибири.
Не лишенный тщеславия канцлер, рассказывал на склоне дней, что император делился с ним всеми своими проектами: «Не было дела, не было вопроса, о котором бы Государь Император не совещался со мной, – хвастался старик. – Уже перед коронацией, в 1856 году Государь изволил говорить со мной об освобождении крестьян и о разных других реформах. Я горячо поддерживал великие намерения Его Величества». Звучало это, вероятно, смешно и трогательно. Но только ли тщеславие руководило Горчаковым? Кажется в Александре II он увидал уже утраченный им однажды идеал правителя, тот, которому в итоге не смог соответствовать Александр I. И с тех пор Александр Михайлович считал службу новому государю делом чести. Ведь этот государь служил России, причем именно так, как полагал правильным Горчаков.
