Молодой правовед также публикует несколько статей в «Вестнике» и о нем заговорили, его имя стало на слуху в двух столицах и в 1859 году его приглашают преподавать основы права цесаревичу Николаю Александровичу, которому было тогда 16 лет. Он сопровождает Николая в его традиционной образовательной поездке по России, и пишет об этом книгу, которая, разумеется, вызывает жгучий интерес в обществе. Все восхищаются слогом Победоносцева. Как и Сперанский, он обладает даром оказывать влияние на своих читателей, «заражать» их своей логикой, когда они невольно следуют за плавным течением его мысли и приходят в итоге к тем выводам, к которым хотел привести их автор. Один из современников писал о сочинениях Константина Петровича: «Он обладает удивительным искусством писать какими-то несомненными словами, с какой-то механической точностью выражающими свое содержание. Даже в минуты одушевления в его речи слышна металлическая, звонкая точность: его слова не отстают от мыслей, не обгоняют их; ни намеков, ни поэтической недосказанности в них нет» и далее сравнивает стиль Победоносцева с писаниями отцов церкви. Возможно, еще в годы преподавания, у Константина Петровича выработалась привычка даже в частных письмах повторять свою мысль по нескольку раз, разными словами, чтобы собеседники лучше уяснили и запомнили ее. Вы без труда обнаружите этот прием в приведенных ниже письмах Победоносцева наследнику, а потом и императору Александру Александровичу.
К.П. Победоносцев
* * *
Когда же Николай умер, «новый цесаревич, слышав обо мне доброе от покойного брата, пожелал меня иметь при себе для преподавания. Я не мог уклониться и переехал в Петербург в 1866 году на жительство и на службу. Тут довелось мне последовательно вести занятия и с в. кн. Владимиром, и с цесаревной Марией Федоровной, и с в. кн. Сергием, и даже с в. кн. Николаем Константиновичем. Я стал известен в правящих кругах, обо мне стали говорить и придавать моей деятельности преувеличенное значение. Я попал, без всякой вины своей, в атмосферу лжи, клеветы, слухов и сплетен. О, как блажен человек, не знающий всего этого и живущий тихо, никем не знаемый на своем деле!»
В самом деле, очень скоро в свете Победоносцева прозвали «нимфой Эгерией Аничкова дворца». Аничков дворец резиденция наследника и его семьи, а нимфа Эгерия – персонаж из римской мифологии, полубогиня, дававшая мудрые советы второму римскому царю Нуме Помпилию. Что же он ему советует?
Например, быть в Москве, в ноябре 1867 года на похоронах митрополита Филарета – личности весьма незаурядной, одного из крупнейших богословов своего времени, которого Аракчеев подозревал в тайной приверженности протестантизму, и с которым Пушкин как-то вступил в стихотворно-богословский диалог. Несомненно, вместе с Филаретом уходила целая эпоха, и Константин Петрович считал, что наследник должен проводить его в последний пуст.
Победоносцев пишет: «Простите, ваше высочество, что, не будучи призван, беру на себя обратиться к вам с своим усерднейшим представлением. Ради бога, если есть какая-нибудь возможность, приезжайте в Москву на похороны митрополита Филарета, время еще есть, – похороны будут не ранее воскресенья. Нынешняя минута очень важна для России, для народа. Весь народ считает погребение Филарета делом всенародным: он жаждет и ждет приезда в Москву государя. Его величеству нельзя приехать, – народ будет спрашивать: отчего? Лучшим ответом на этот вопрос, лучшим удовлетворением народных желаний было бы присутствие вашего высочества. Оно засвидетельствовало бы пред всеми полноту участия, принимаемаго царским семейством в народной и государственной утрате, и заставило бы сердце народное забиться еще сильнее любовью к государю и к вам. Я думаю, все верные слуги государевы думают, что в такие исторические минуты, если народ жаждет видеть посреди себя самого государя, и государь приехать не может, – благо наследнику, который явится представителем своего государя и родителя. Вас любят в лице государя и его любят в лице вашем – вы неразрывны. Ради бога, Вашу высочество, не поставьте мне в виду эти слова, внушаемые сердцем, горячо преданным государю, Вам и России, русским сердцем, приезжайте, если можете».
Митрополит Филарет
Он рассказывает Александру о своих спорах с Лорис-Меликовым относительно законов о печати, и сетует: «Мало кто разделяет мои мысли, – по крайней мере никто не высказывает своего согласия. Но я не уступлю своего мнения никому в таком важном предмете. Я думаю, что правительство не должно выпускать из своих рук надзор за печатью, не должно снимать с себя бремя этой ответственности. Сложить его на суд – значит снять с печати всякую узду; и тут будет великий вред для государства и для народа. Думаю, что правительство, которое знает, на чем оно стоит и чего оно хочет, не может признать печать какою-то силою, независимо от него действующею. Впрочем, все считают меня за старовера. В следующее заседание хотят пригласить и редакторов некоторых газет и журналов. По моему мнению, не следовало бы делать это, но так решили».
А впрочем, Победоносцев в 1880 году принял участие в работе комиссии, занимавшейся расследованием так называемых «административных ссылок» – отправки без суда в отдаленные губернии или в Сибирь. Такая мера применялась по распоряжению Александра II для подавления студенческих волнений. В этой комиссии Победоносцев работал бок о бок с Лорисом-Меликовым. Историк и публицист Борис Николаевич Чичерин вспоминает, что Константин Петрович рассказывал ему, как «они приходили в ужас от тех вопиющих беззаконий, которые тут раскрылись. Относительно многих молодых людей, сосланных в отделенные губернии или в Сибирь, не могли даже добиться сведений, за что они были подвергнуты такому жестокому наказанию. Во многих других случаях повод был самый ничтожный и подозрение не доказанное. Жандармское управление, которое было тут главным деятелем, по-видимому, поступало совершенно наобум. Многие невиновные были возвращены, что, без сомнения должно быть отмечено, как большая заслуга, Лорис-Меликова», но также и Победоносцева. Видимо, Константин Петрович не считал, что «в борьбе все средства хороши».
Параллельно с обучением великого князя он занимал ряд государственных должностей: в 1865 году он назначен членом консультации Министерства юстиции, в 1868 году – сенатором; в 1872 году – членом Государственного совета. С апреля 1880 года он исполнял должность обер-прокурора Святейшего Синода; а с 28 октября того же года стал членом Комитета министров.
3
Но вот наступил 1881 год. Тело Александра II, царя-освободителя, лежит в Петропавловском соборе, а его второй сын и ученик Победоносцева взошел на трон. В первые же часы после покушения Константин Петрович отправляет Александру записку, в которой спешит направить его на нужный путь. Он пишет, что Александр оказался на троне не иначе, как по божьей воле: «Думая об Вас в эти минуты, что кровав порог, через который Богу угодно провести Вас в новую судьбу Вашу, вся душа моя трепещет за Вас страхом неизвестного грядущего по Вас и по России, страхом великого несказанного бремени, которое на Вас положено. Любя Вас, как человека, хотелось бы, как человека, спасти Вас от тяготы в привольную жизнь; но нет на то силы человеческой, ибо так благоволил Бог. Его была святая воля, чтобы Вы для этой цели родились на свет и чтобы брат Ваш возлюбленный, отходя к Нему, указал Вам на земле свое место. Народ верит в эту волю Божию, – и по Его велению возносит надежду свою на Вас и на крепкую власть, Богом врученную Вам. Да благословит Вас Бог. Да ободрит Вас молитва народная, а вера народная да даст Вам силу и разум править крепкою рукою и твердой волей. Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы ее повели твердою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твердо, чего она хочет, и чего не хочет и не допустит никак. Все будут ждать в волнении, в чем ваша воля обозначится. Многие захотят завладеть ею и направлять ее. Простите, что в эти скорбные часы прихожу к Вам со своим словом: ради Бога в эти первые дни царствования, которые будут иметь для Вас решительное значение, не упускайте ни одного случая заявлять свою личную решительную волю, прямо от Вас исходящую, чтобы все слышали и знали: „Я так хочу“, или „я не хочу этого“».
