Отношение к евреям Победоносцева вполне разделял Александр III. (Впрочем, Константин Петрович был, разумеется, отнюдь не единственным антисемитом в его окружении). Он сделал антисемитизм частью своей государственной политики: для евреев вновь ввели «черту оседлости», им запрещалось строить свои дома в сельской местности, а тем, кто уже жил там, запрещалось переезжать из деревни в деревню, владеть землей и арендовать ее. В 1886 году в России введена процентная норма для приема евреев в высшие учебные заведения. В пределах черты оседлости процентная норма составляла для мужских гимназий и университетов в размере 10 % от всех учеников, в остальной части России – 5 %, в столицах – 3 %. Евреи больше не имели права участвовать в земских органах. Полиция активно проводила облавы в Петербурге, Москве и других запрещенных для жительства евреев городах. В 1891 году, когда губернатором Москвы стал брат царя великий князь Сергей Александрович, оттуда выселили около 20 000 евреев, многие из которых прожили там по 30–40 лет подряд.
Но и в черте оседлости евреи не могли чувствовать себя в безопасности. Вот отрывок из вполне официального документа – «Всеподданнейшего отчета обер-прокурора Святейшего синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1890 и 1891 годы»: «В черте постоянной еврейской оседлости евреи составляют преобладающее большинство в городах и местностях. Забрав в свои руки почти всю торговлю в населенных ими местностях, они производят ее, главным образом, по воскресеньям и праздничным дням в ущерб религиозно-нравственной жизни православных христиан. Обыкновенно пустующие в будние дни базары оживляются и переполняются народом в воскресные и праздничные дни. Все спешат туда в это время: кто за покупками, кто за возами продуктов и товара, торговля ведется с обманом, божбой и клятвами, винные ласки и питейные дома раскрываются для посетителей. Везде людно и шумно и только в Храме Божьем в эти дни пусто – нередко доносится сюда уличный шум пьяной бушующей толпы.
Подобные печальные картины дают, по справедливому замечанию Могилевского преосвященного, повод иноверцам глумиться и издеваться над православными, так недостойно проводящими праздничные дни. Перенесению базаров и ярмарок с воскресных и праздничных дней евреи всячески противодействуют… Для удержания базаров по праздникам и для привлечения крестьян в города и местечки, евреи, по заявлению Могилевского преосвященного, продают водку по праздникам дешевле и подают ее лучшего качества, чем по будним дням».
При этом надо учитывать, что согласно принятым законам евреи не могли заниматься сельским хозяйством, а следовательно, торговля – единственное легальное средство существования еврейских семей.
Далее Победоносцев описывает, как евреи, отпуская водку в долг, разоряют крестьян, как те, «вращаясь в атмосфере еврейских шинкарей, перенимают от них разные дурные пороки привычки: к обману, к воровству, клятво-преступничеству, сутяжничеству и проч.», евреи настраивают крестьян против местных священников, подговаривают их не платить за «требы» – священнодействия и молитвословия, таинства (крещение, исповедь, причащение на дому, елеосвящение, венчание), совершаемые священником по просьбе отдельных лиц, традиционно оплачиваемые заказчиком. Евреи развращают христианскою прислугу, рабочих на своих заводах. Кажется, само их существование угрожает русскому народу. И последствия такой государственной политики были вполне предсказуемы.
Еврейские погромы, до этого случавшиеся не чаще, чем раз в десятилетие (первый в 1821 году при императоре Александре I, затем – в 1859–1862 и в 1871 годах – при Александре II) теперь резко участились. В апреле – июле 1881 года по югу и юго-западу страны прокатилась волна нападений на еврейские поселения. Евреев грабили и убивали в Елисаветграде, в Херсонской губернии, в Киеве и Одессе, в Подольской и Черниговской губернии, в Варшаве. Сначала правительство обвиняло в погромах анархистов, потом заявило, что главная их причина – «вредной» экономической деятельности евреев, «еврейская эксплуатация». Мнение властей выразил Победоносцев: «Еврей – паразит, удалите его из живого организма, внутри которого и на счет которого он живет, и пересадите его на скалу, и он погибнет». А уже знакомый нам славянофил Иван Аксаков назвал погромы проявлением «справедливого народного гнева» против «экономического гнета евреев над русским населением». В 1890-х годах погромы возобновились и такого рода обвинения стали общим местом. Выступая в 1900 году, как гражданский представитель пострадавших от погрома евреев колонии Нагартово, недалеко от города Николаева, выдающийся русский адвокат Николай Петрович Карабчевский говорил: «Каждый раз, когда заходит речь о еврейских погромах, выдвигается обычный укор евреям в экономической эксплуатации русского населения, племенная и религиозная вражда подстегиваются затем в виде архитектурных украшений, и построенное обвинение считается законченым». Правительственные войска арестовывали погромщиков, их предавали суду, но общее направление национальной политики в отношении евреев Победоносцев определял так: «Одна треть – вымрет, одна – выселится, одна бесследно растворится в окружающем населении».
Не меньшие подозрения вызывали у него католики. «До очевидности ясно, – писал Победоносцев Александру III в ноябре 1881 года, – что противу России и русского дела предпринят теперь с запада систематический поход, которым руководит католическая церковная сила в тесном союзе с австрийским правительством и польской национальной партией. На западную границу нашу выслана целая армия ксендзов, тайных и явных, действующая по искусному плану для окатоличения и ополячения и пользующаяся искусно всеми ошибками и слепотой наших государственных деятелей, которые с улыбкой готовы уверять, что все спокойно».
* * *
Но не одни евреи и поляки имели веские причины быть недовольными политикой Александра III. Восстав не только на революционные идеи, завоевывавшие все большую популярность в гражданском обществе, но на дух рационализма и критицизма, царивший в некоторых слоях духовенства, Победоносцев ужесточил цензурные правила, усилил надзор за церковной наукой. Отец Павел Флоренский считал, что эта цензура имела для церкви в конечном счете самые негативные последствия: пострадала зарождавшаяся церковная журналистика, были ограничены права преподавательской корпорации и усилен утилитарно-прикладной характер духовного образования.
Но, разумеется, больше всего страдала от усиления цензуры светская печать и светское общество. Уже в 1882 году при активном участии Победоносцева образовано совещание четырех министров, которое имело право наложить административный запрет на любой печатный орган. За следующие три года закрыли 9 периодических изданий, и среди них знаменитые «Голос» и «Отечественные записки», создан список запрещенных книг, подлежащих изъятию из народных библиотек.
В 1890 году писательница и педагог Мария Константинова Цебрикова писала Александру III в открытом письме: «Законы моего отечества карают за свободное слово. Все, что есть честного в России, обречено видеть торжествующий произвол чиновничества, гонение на мысль, нравственное и физическое избиение молодых поколений, бесправие обираемого и засекаемого народа – и молчать. Свобода – существенная потребность общества, и рано ли, поздно ли, но неизбежно придет час, когда мера терпения переполнится и переросшие опеку граждане заговорят громким и смелым словом совершеннолетия – и власти придется уступить»…
