Далее она пишет о том, что образование доступно только богатым, что в университетах царит полицейский произвол, и испытав его на себе, молодежь волей-неволей приходит к революционным идеям. Заканчивалось письмо такими словами: «Вы, Ваше Величество, один из могущественнейших монархов мира; я рабочая единица в сотне миллионов, участь которых Вы держите в своих руках, и тем не менее я в совести своей глубоко сознаю свое нравственное право и свой долг русской сказать то, что сказала».
Легенда гласит, что прочитав это письмо, Александр бросил: «Отпустите старую дуру!». Это приказание «отпустить» вылилось в три года лишения свободы и запрет жить в университетских городах. Но все больше жителей России были готовы согласиться с Марией Константиновной.
Интересно, что в молодости, в 1860-х годах, Победоносцев сам обрушивался на цензуру с гневными филиппиками. Тогда он писал К.Д. Кавелину: «Цензура у нас стала просто черный кабинет… терзают и режут все печатное; циркуляры сыплются один за другим из П[етер] бурга… Литературе нашей очень плохо приходится». Теперь же, когда цензура оказалась в его руках, он оценил ее, как весьма полезный инструмент для сохранения таинственной «земной силы», которую Победоносцев считал основой благополучия и самого состояния государства. «Сила эта, которую близорукие мыслители новой школы безразлично смешивают с невежеством и глупостью, – писал он, – безусловно необходима для благосостояния общества. Разрушить ее – значило бы лишить общество той устойчивости, без которой негде найти и точку опоры для дальнейшего движения. В пренебрежении или забвении этой силы – вот в чем главный порок новейшего прогресса». Кажется, что в этом поклонении «земной силе» Победоносцев сближается с… Львом Толстым, отлучение которого от церкви он санкционировал.
* * *
Высокую оценку Александру III давал Сергей Юльевич Витте, он писал: «И вот является вопрос, если император Александр III, как многие думают, не был образованным человеком, ни во всяком случае не был ученым (а лица, которые его не понимали и не понимают и не знают, говорят, что он был даже неумным), – то чему же, если не уму – сердца, уму – души приписать такого рода мысли, какие были незыблемы у Императора Александра III? Разве не нужно уметь сознавать, уметь понять – не от разума, а скоре от царского сердца, – что страна, вверенная Ему Богом, не может быть великой без водворения промышленности? А раз у Императора Александра III было это сознание, Он твердо настаивал на введении протекционной системы, благодаря которой Россия ныне обладает уже значительно развитой промышленностью и несомненно все более и более двигается в этом отношении вперед и недалеко уже то время, когда Россия будет одною из величайших, промышленных стран».
Сам ли император Александр, его ли правительство, было достаточно разумным, чтобы приготовить для России не только «кнут», но и «пряник». Александр не собирался повторять ошибок не только своего отца, но и своего деда, он понимал, что экономически отсталая Россия станет легкой добычей для европейских стран. И в его царствование Россию ждал настоящий экономический бум. Когда он вступил на престол, в сберегательных кассах хранилось в общей сумме 10 000 000 рублей, а когда он умер, эта цифра возросла до 330 000 000 000. Европейскую часть России покрыла сеть железных дорог и началось строительство Транссибирской магистрали. По всей стране вырастали новые заводы, развивались угольные шахты Донбасса, нефтяные промыслы Баку. В Зимнем дворце провели телефон и электричество, в армии приняли на вооружение винтовку Мосина, пулемет «Максим» и наган.
Но по мере того, как росло благосостояние купцов, ремесленников и прочих членов «третьего сословия» Российской империи, росло и их желание оказывать влияние, на внутреннеполитический курс страны, участвовать в его управлении. Понимал ли Александр этот парадокс, понимал ли он, что сам закладывает бомбу под то здание самодержавия, которое он всю жизнь старательно укреплял? Нам известно только, что решать эту проблему он оставил сыну.
5
Я баловень судьбы… Уж с колыбели
Богатство, почести, высокий сан
К возвышенной меня манили цели, –
Рождением к величью я призван.
Но что мне роскошь, злато, власть и сила?
Не та же ль беспристрастная могила
Поглотит весь мишурный этот блеск,
И все, что здесь лишь внешностью нам льстило,
Исчезнет, как волны мгновенный всплеск?
Эти стихи написал Константин Константинович Романов, сын великого князя Константина Николаевича Романова и двоюродный дядя Николая II. Последний российский император никогда не писал стихов, но его мироощущение было еще более трагичным. Константин, по крайней мере, мог надеяться стяжать заслуженную славу поэта. Николай же с ранних лет знал, что его судьба – быть Российским самодержцем, и воспринимал свой удел как великую честь, но одновременно и как тяжкую ношу, которую должен во что бы то ни стало нести с достоинством. Великий князь Александр Михайлович пишет, что осенью 1916 года его поразил фатализм Николая и передает такой отрывок из их беседы:
«– Господь Бог доверил тебе сто шестьдесят миллионов жизней. Бог ожидает от тебя, чтобы ты ни перед чем не останавливался, чтобы улучшить их участь и облегчить их счастье. Ученики Христа никогда не сидели, сложа руки. Они шли из края в край, проповедуя слово Божье языческому миру!
– На все воля Божья, – медленно сказал Никки. – Я родился 6 мая, в день поминовения многострадального Иова. Я готов принять мою судьбу.
Это были его последние слова. Никакие предостережения не имели на него действия. Он шел к пропасти, полагая, что такова воля Бога».
Нам неизвестно, насколько точно воспроизводит этот разговор Александр Михайлович. Что он запомнил, а что домыслил потом, уже зная о трагической развязке. Однако Николай неоднократно упоминал о том, что он родился в день, когда в церкви поминают Иова. Очевидно этот факт значим для него, стал частью его «внутренней легенды» и об этой легенде мы также знаем очень мало. Николай был скрытен. Его, как и многих цесаревичей семьи Романовых, с детства заставляли вести дневник – считалось, что это приучает ребенка, а затем юношу к самоанализу и самоконтролю. Когда читаешь дневник юного Николая, поражает его холодность. Он точно и по всей видимости правдиво фиксирует все события своей жизни, но почти не пишет оценок, а если и упоминает о своих эмоциях, то делает это очень скупо, «в рамках приличий», словно подтверждает, что чувствовал именно то, что ему было положено чувствовать, чего он него ожидали. Когда он стал самодержцем, министры жаловались, что, докладывая императору, были твердо уверены, что он соглашается с ними, а потом получали по почте распоряжение подать заявление об отставке. Если Александра I называли «русским сфинксом», то еще больше заслуживал этого прозвище Николай. В обществе его часто считали тряпкой, полностью подчиненным воле жены. Но иностранные политики отмечали, что волю русского царя нельзя недооценивать. Он не любит ее демонстрировать, но это отнюдь не значит, что ее нет.
