С Победоносцевым Николай поступил в своем стиле – внешне уважительно, но по сути – неожиданно и жестко, почти жестоко. По крайней мере, именно так считал Сергей Юльевич Витте, относившийся как к Александру III, так и к Победоносцеву с глубоким уважением. «Можно иметь различные мнения о деятельности Победоносцева, – писал он, – но несомненно, что он был самый образованный и культурный русский государственный деятель, с которым мне приходилось иметь дело. Он был преподавателем Цесаревича Николая, Императора Александра III и Императора Николая II. Он знал Императора Николая с пеленок, может быть, поэтому он и был о Нем вообще минимального мнения. Он Ему много читал лекций, но не знал, знает ли его ученик что либо или нет, так как была принята система у ученика ничего не спрашивать и экзамену не подвергать. Когда я еще не знал Николая II, когда я только что приехал в Петербург и скоро занял пост министра путей сообщения и спросил Победоносцева: „Ну, что же Наследник занимается прилежно, что Он собою представляет как образованный человек?“, то Победоносцев мне ответил: „Право не знаю, на сколько учение пошло впрок“».
* * *
Но мы забежали вперед. Когда еще был жив император Александр III, Победоносцев преподавал Николаю курс юридических наук. Выбор этот вполне логичный – хотя многие отмечали, что с конца 1880-х годов император все реже прислушивался к старому наставнику, все же Александр всецело ему доверял, а тот слыл прекрасным преподавателем. Но задушевной близости между учителем и учеником на этот раз не возникло. Не сблизила их и общая потеря – смерть Александра III. Николай воспринимал эту смерть как страшную и неожиданную потерю, и, кажется, не чувствовал себя готовым к свалившейся на него ответственности. По-видимому, он нашел утешение в мысли, что на то была Божья воля, а раз так, то он просто не может совершать ошибок, как миропомазанный самодержец, он получил власть из рук Бога, а значит Бог счел его достойным и отныне будет его вразумлять.
Победоносцев же в свою очередь решил, что вразумлять юного наследника – это его долг. В такой ситуации конфликт неизбежен, хотя, возможно, он и не «проговаривался» ни одним из его участников.
Александр III скончался 20 октября [1 ноября] 1894 года в Ливадийском дворце в Крыму. В начале января 1895 года Победоносцев представляет Николаю записку об основах внутренней политики, которая должна укрепить в молодом царе веру в то, что система управления, которой придерживался его отец, остается наилучшей, соответствует сокровенным чаяниям русского народа и не нуждается в усовершенствованиях. А в апреле следующего года Победоносцев произносит речь на собрании Императорского Российского исторического общества, посвященную памяти покойного императора. Для него эта речь – дань уважения старому другу и одновременно поучение его юному сыну. Необходимо было еще раз расставить все точки над «i», зафиксировать то, каким курсом будет далее двигаться Россия, что должен делать новый император, чтобы стать достойным памяти отца. Снова упоминался «простой народ», «живые русские люди», им противопоставлялись «инородческий элемент», которому следовало «не уступать», и заблуждающиеся интеллектуалы, увлеченные «отвлеченными идеями». Об этом чтении сохранилась дневниковая запись А.А. Половцова от 6 апреля 1895 года: «Победоносцев прочитал речь, в которой при весьма изящной внешней литературной форме изложил те свои политические идеалы нетерпимости, односторонности, насилия, эгоизма и непонимания высших человеческих стремлений, хвастаясь тем, что он и его единомышленники успели наполнить ими голову покойного Государя. Очевидно, то было назидание юному монарху идти по тому же грустному пути».
Хотя и очень почтительно, но Константин Петрович пытается оказывать на нового императора давление. С Александром это получалось. Он, по-видимому, был достаточно «толстокож» и не чувствовал никакой угрозы своему авторитету, когда его учитель по старой памяти переходил на менторский тон. Совсем не то – Николай. По-видимому, давление особенно завуалированное было как раз тем, что он умел превосходно распознавать и чего на дух не переносил. Тот же Витте приводит еще и такое мнение о юном Николае – «это будет нечто вроде копии Павла Петровича, но в нашей современности». Имелась в виду взбалмошность и почти театральная рыцарственность Павла, но Николай ни в малейшей степени взбалмошен или театрален, тогда болезненная подозрительность несчастного сына Екатерины? Очень может быть.
Поначалу, кажется, что Николай с благодарностью принимает наставления учителя. На встрече с представителями земств перед коронацией он сказал: «Мне известно, что в последнее время слышались в некоторых земских собраниях голоса людей, увлекающихся бессмысленными мечтаниями об участии земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что я, посвящая все силы благу народному, буду охранять начала самодержавия также твердо и неуклонно, как охранял их мой незабвенный покойный родитель». Слова «бессмысленные мечтания» вызвали бурную реакцию, они показались слушателям оскорбительными. Позже приближенные царю лица уверяли, что он просто оговорился, и на самом деле хотел сказать «беспочвенные», но и это звучало не многим лучше.
Но Победоносцев не унимается. Он начинает давать Николаю советы по поводу назначения министров. «Больше всего он боялся, чтобы император Николай по молодости своей и неопытности не попал под дурное влияние», – пишет Витте и рассказывает, как Николай, обсуждая с ним назначения, говорил со смехом, что Константин Петрович отозвался о кандидатах так: «Плеве – подлец, а Сипягин – дурак». И тем не менее Вячеслав Константинович Плеве в 1894 году назначен Государственным секретарем и Главноуправляющим кодификационной частью при Государственном совете. Дмитрий Сергеевич Сипягин 1 января 1894 года стал товарищем министра внутренних дел, а еще через шесть лет – министром. Карьеры обоих успешно продолжались до самой их смерти: оба позже погибли от рук левых эссеров. Сипягин – в 1902 году, а Плеве, сменивший его на посту министра внутренних дел, спустя еще два года.
Затем встает вопрос о престолонаследии. У императора и императрицы одна за другой рождаются четыре дочери, а наследника все нет. Нужно решить, можно ли передать престол старшей дочери, Ольге. Победоносцев высказывается категорически против, на этот раз Николай с ним соглашается, и цесаревичем становится его младший брат Георгий. Однако вскоре рождается долгожданный сын и, кажется, что этот вопрос решился сам собой. Правда, новый наследник болен гемофилией, но этот факт пока скрывают. Императорская чета связывает рождение мальчика с посещением мощей Серафима Саровского и хочет официально провозгласить его святым. Витте пишет: «Об этом эпизоде мне рассказывал К.П. Победоносцев так: Неожиданно он получил приглашение на завтрак к Их Величествам. Это было неожиданно потому, что К. П. в последнее время пользовался очень холодными отношениями Их Величеств, хотя он был один из преподавателей Государя и Его Августейшего батюшки. К. П. завтракал один с Их Величествами и после завтрака Государь в присутствии Императрицы заявил, что он просил бы К. П. представить Ему ко дню празднования Серафима, что должно было последовать через насколько недель, указ о провозглашении Серафима Саровского святым. К. П. доложил, что святыми провозглашает Святейший Синод и после ряда исследований, главным образом, основанных на изучении лица, который обратил на себя внимание святою жизнью и на основании мнений по сему предмету населения, основанных на преданиях. На это Императрица соизволила заметить, что „Государь все может“. Этот напев имел и я случай слышать от Ее Величества по различным поводам. Государь соизволил принять в резон доводы К. П. и последний при таком положении вопроса покинул Петергоф и вернулся в Царское Село, но уже вечером того же дня получил от Государя любезную записку, в которой он соглашался с доводами К. П., что этого сразу сделать нельзя, но одновременно повелевал, чтобы к празднованию Серафима в будущем году Саровский старец был сделан святым. Так и было исполнено. Государь и Императрица изволили ездить на открытие мощей. Во время этого торжества было несколько случаев чудесного исцеления. Императрица ночью купалась в источнике целительной воды. Говорят, что были уверены, что Саровский святой даст России после четырех Великих Княжен наследника. Это сбылось и окончательно и безусловно укрепило веру Их Величеств в святость действительно чистого старца Серафима. В кабинете Его Величества появился большой портрет – образ святого Серафима. Во время революции, после 17-го октября, обер-прокурор Святейшего Синода, князь А.Д. Оболенский, несколько раз мне стенал, что черногорки все вмешиваются в духовные дела и мешают Святейшему Синоду и что как-то раз по этому предмету он заговорил с Его Величеством о святом Серафиме Саровском, на что Государь ему сказал: „Что касается святости и чудес святого Серафима, то уже в этом я так уверен, что никто никогда не поколеблет Мое убеждение. Я имею к этому неоспоримые доказательства“». Скорее всего, Победоносцев был также недоволен «произволом» Николая в этом вопросе, а Николай в свою очередь был недоволен тем, что Константин Петрович осмелился ему возражать и запомнил это, по своему обыкновению, не высказав прямо своего недовольства.
