Додумать свою мысль Дикарь не успел. Его снова, уже второй раз за последние полчаса, крепко приложило. Колокольный звон разломил голову пополам, он провалился в темноту.
Глава 21. Жернова
Еда спала внутри. Он слышал ровное дыхание людей; его чуткие ноздри щекотал запах застарелого пота, пороха и ружейной смазки. А это значит лишь одно — эти спящие могут быть опасны для него, Голода, ведь у них есть оружие. Такие всегда осторожны: они наверняка оставили одного из них охранять остальных, пока те спят. Он должен быть внимателен, найти и убить сторожа раньше, чем он поднимет тревогу.
Как бы ни был осмотрителен бодрствующий, он рано или поздно себя выдаст; Голод это знал. Он залег в небольшом полуразвалившемся сарае и приготовился ждать. Трухлявый пол хорошо маскировал все звуки, когда он забрался внутрь, да и через полуразрушенную стенку был прекрасно виден покосившийся домик, внутри которого засела его еда.
Около часа ничего не происходило. Вечерние сумерки сменились ночной чернотой, которую лишь немного прорезал свет крупных звезд. Но Голоду тьма не помеха, он все прекрасно видит. Увидел и то, как в чердачном окне завозился караульный, заодно услышав и едва различимый скрип и шорох одежды и амуниции. Он оказался прав.
А следом он почуял Другого. Другой пришел по следам еды, так же как и он сам чуть ранее. И этот Другой тоже был голоден. Он явно слабее Голода, но если сейчас ворвется в дом, может испортить охоту и себе и ему.
Другой почуял его уже на подходах к дому и нерешительно замер рядом с сараем. Голод беззвучно ощерил клыки, ясно давая понять, что претендовать на его еду было глупой затеей. Судя по действиям Другого, тот и сам это понял и теперь пребывал в нерешительности. Просто сдаться и отступить ему не давал сильный голод, а бороться за еду он был не готов, ибо понимал, что проиграет. Наблюдая за колебаниями конкурента, Голоду пришла в голову мысль о том, что Другого можно использовать в своих целях. Внутри слишком много людей, он не сможет в одиночку расправиться с ними бесшумно. А вот вдвоем им это под силу. Он убрал клыки и дал знать Другому о своем решении. Тот опустил голову и признал его право быть Первым.
В этот миг ухо Голода уловило скрип лестницы, ведущей на чердак дома, где спряталась еда. Караульному зачем-то потребовалось выйти на улицу. Голод приник к земле, приказав Второму сделать то же самое. Скрипнули подгнившие доски крыльца дома, Голод бросил свое тело в длинный прыжок. Четко выверенный удар лапы оторвал человеку голову, которая упала в кусты, прошелестев травой. Голод приземлился на дерн не издав лишних звуков, а вот труп свалился, стукнув одной из железок по доскам. Он замер, приказав сделать то же самое Второму, подавляя его желание немедленно наброситься на мясо. Второй был очень голоден и с трудом себя сдерживал, он хорошо это ощущал. Голод замер, прислушиваясь к звукам, доносящимся сверху. Похоже, еда ничего не заподозрила, дыхание спящих людей оставалось ровным.
Он запретил Второму трогать труп и приказал ему следовать наверх, к спящей еде. Они спрятали когти и протиснулись внутрь, осторожно поднимаясь по скрипучей лестнице, прогибающейся под их весом. Люди наверху спали, не подозревая, что смерть приблизилась к ним вплотную. Голод снова ощерился, подобрался и прыгнул вперед. Пришло время насытиться.
* * *
Пробуждение было не из разряда тех, которые можно назвать приятными. Совсем не тот случай, когда ты просыпаешься счастливый и довольный, в своей теплой постели. Он снова проснулся с ощущением чужой крови во рту. Проклятые сны рано или поздно сведут его с ума.
Кое-как разобравшись со своими душевными конфликтами, Дикарь занялся проблемами телесными. А их, к несчастью, было предостаточно. Все тело жутко затекло из-за неудобной позы. И сменить ее не было никакой возможности. Потому что, как не повернись, плечи, спина или затылок упираются во что-то ребристое и холодное. Он открыл глаза и обнаружил, что сидит в маленькой квадратной клетке. Вокруг царил сумрак, совсем немного света пробивалось из нескольких щелей над головой. Судя по гулу и покачиваниям, они ехали в тентованом кузове грузовика, по бортам которого стояло два ряда сварных клетушек. Вот в арматуру этих клеток и упирались части его тела. Места внутри было катастрофически мало даже для обычного человека, а про Дикаря, с его габаритами, и говорить нечего. Спина дико ныла, трещала голова, уже дважды невинно пострадавшая за сегодня, болел копчик и ягодицы от долгого сидения на жестком, деревянном полу. Кроме того, болели ребра и печень, на лбу пульсировала болью огромная шишка. Похоже, его затрамбовали внутрь пока он был в отключке и в процессе немного попинали ногами. Рядом кто-то завозился.
— Кто тут?
— Дикарь, очнулся?
— Лунь, ты что ли? Живой! А остальные как?
Тут их разговор был прерван самым грубым образом. Резиновая дубинка с силой врезала по арматуре, заставив загудеть всю сварную конструкцию.
— Так, петушары, говорю один раз. Кто хлебало не завалит, пусть потом не жалуется на перелом челюсти. Я предупредил.
Пришлось отложить все расспросы до более благоприятных времен. Правда, не похоже, что эти благоприятные времена вообще могут наступить. Его снова вырубили тем же самым неприятным даром, как раз в тот момент, когда он уже окончательно уверовал в успешный побег. Похоже, Буран не шутил, насчет того, что у Чертей полно завербованного народа с разнообразными умениями.
Чтобы отвлечься от не самых приятных ощущений, Дикарь принялся обдумывать свое положение. Перспективы, честно говоря, неутешительные. Если судить по тому, что он о них знает, муры везут его на свою ферму для многократного изъятия внутренних органов. И эта перспектива уже сама по себе довольно безрадостная. Вот только в его случае он может стать еще печальнее, ведь он не иммунный. Узнав об этом, его пленители, скорее всего, избавятся от него. Либо передадут внешникам на опыты, уж этих-то граждан его не самый рядовой случай наверняка должен вызвать неподдельный интерес. Что тоже не сулит ему ничего хорошего.
Убежать отсюда не выйдет, эти клетушки сделаны таким образом, чтобы от неудобства пленники ни о чем другом и помыслить не могли. Кроме того, тут отираются три мура, вряд ли они обрадуются, попытайся он отсюда выбраться. Да и не получится у него — клетки сварены на совесть: тут даже с ножовкой по металлу не меньше часу придется возиться, а с пустыми руками и вовсе без вариантов. По приезду их отсюда, конечно, выпустят, но и количество ренегатов вокруг резко возрастет, что окончательно сведет на нет всякие шансы на успешный побег.
— Который из этих доходяг Фиксу кончил? — одному из конвоиров видно надоело ехать молча.
— Вон тот, здоровый. Воткнул ему перо в кадык и в кусты сдриснул.
— Вот ведь гнида! Мне Фикса три горошины торчал.
— Не повезло тебе, братан, с мертвого спросу нет. В другой раз будешь думать: давать в долг или нет.
— Фикса меня выручал пару раз, завернуть его как-то не по-пацански было бы.
