Странно и в то же время интересно было видеть себя со стороны. Вот рядом с ним возникла Полынь.
Аспид пошел на новый круг. Он окинул взглядом пройденную часть города, с брошенным мотовозом, распахнутыми воротами и залитым кровью мостом.
— Ваня, у нас проблемы, — очнувшись, с диким взглядом сказал Юра.
— Серьезно? — деланно удивился мастер.
— Сюда идет отряд в таких вот камзолах, — дернул он за рукав Полынь.
— Праведные, — округлила глаза Вера.
— Сколько их? — бросив домкрат и запрыгивая на борт, спросил изменившийся в лице Иван.
— Точно не скажу, но больше десятка точно.
— Полынь, что справа?
— Пусто, — ответила лесавка. — Только духи и множество обглоданных костей.
— Разделимся? — предложил Юра. — Мы с курсантками слева, ты с Полынью справа. Возьмем в клещи. Жалко Грома с нами нет.
— Это тебе не пустоголовые бешеные, — охладил пыл ученика Иван. — Никаких «разделимся». Где Настя?
— Я здесь, — вяло отозвалась она, выходя из дома и потирая виски.
Сбросив с мотовоза рюкзаки, мастер спрыгнул на землю и стал раздавать магазины. Он огляделся, выбирая укрытие.
— В правый дом, быстро! — скомандовал он, забрасывая на плечо к автомату шестиствол.
— Но это глупо, — возразил Юра.
— Быстро я сказал.
Первый этаж был толстостенной коробкой сложенной из обломков старого бетона и был разделен на два помещения: прихожая с сорванными с петель дверьми, и кухня с единственным, разбитым вдребезги, большим окном. Место у окна заняла Полынь, Иван же скрылся в густой тени, у входа. Настя, шурша разбросанными по лестнице костями, отправилась на второй этаж. Вера тем временем сидела на покосившемся стуле и нервно прижимала к себе автомат.
— Не сосчитаю никак, — бурчал закрывший глаза подмастерье. — Около пятнадцати. Разбились на две группы и крадутся вплотную к домам, — он помолчал, и снова заговорил. — Заметили наш мотовоз. Замедлились. Занимают позиции.
— Приготовились, — тихо скомандовал Иван. — А где опять, Настя? — шепотом обратился он к Вере. — Та молча указала пальцем в потолок. — Мухой за ней. Всем быть здесь!
* * *
Женщина кукловод, стоя на коленях у костяного конуса, нервно постукивала ноготками по деревянному полу. Кости, которые все считали безжизненными, бесполезными останками людей, жадно впитывали начертанные кровью руны.
Только ей был ведом секрет костей, который она не раскрывала даже Магистру. И при всем желании не смогла бы объяснить, даже если он потребовал бы. Это знание было в ней на уровне инстинктов.
Какое-то время она пыталась сформулировать в первую очередь для себя все их тайны, но попытки эти были безуспешны. Окончательно запутавшись в том, что невозможно объяснить, она отказалась от этой затеи и, доверившись подсознательным подсказкам, просто стала использовать свой дар.
Сейчас она была собрана, и старательно манипулируя энергиями, которые сосредотачивал на себе конус, пыталась наладить неудачный, оборвавшийся контакт, со своим, как она это называла агентом, затесавшимся среди команды Безродного.
Руны впитались. Кости вновь требовали подкормки, и она снова старательно выводила на них смоченной в крови кисточкой, только ей одной известные знаки. Конус набирал силу, и кукловод стала перебирать все имеющиеся у нее энергетические нити, с помощью которых она связывалась со своей агентурой.
Спустя несколько минут, женщина нашла нужную нить. Она была крепкой и необычной, не такой как у простых людей. Нить была подобна тем, которые тянулись от имевшихся в ее распоряжении довольно сильных одаренных: ведьм, колдунов и завербованных мастеров.
— Снова ты, — отозвалась полная безысходности мысль.
— Ты мне не рада? — злорадно улыбаясь, послала мысль кукловод.
— Я ненавижу тебя! — пришел озлобленный ответ.
— Не ты одна — не ты одна… Давай ближе к делу, я так понимаю, вы уже в Озерном? Ну, почему молчишь?
— Я разрываю сделку. Я отказываюсь убивать Ивана и друзей.
— Вот как? Друзей? О как это мило. Давай так: я сделаю вид, что ты не отказывалась. Ты ведь знаешь, что сулит твой отказ? — Кукловод сосредоточилась и отправила в подтверждение своих слов ужасающий мыслеобраз, от которого стало бы плохо даже бывалому воину. — Это ожидает тех, кем ты так дорожишь.
В ответ кукловоду пришла лишь полная страха эманация.
— Вот и хорошо. Влад, кем бы он ни был, должен умереть, а вместе с ним Иван и подмастерье. Я знаю, тебе это по силам, какой бы слабой ты не притворялась.
Ответа не последовало, да и не нужен он был. Поток страха, от которого вибрировала нить, говорил сам за себя.
Удерживать связь более не имело смысла. Агент оказался не надежным.
— Ваня — Ваня, — вздохнула женщина кукловод. — Умеешь же ты влезть в душу. — Она зло сжала кулак, до такой степени, что аккуратные ноготки врезались в ладонь, и по запястью сбежала алая капля. — Придется заняться тобой лично.
Шурша балахоном, кукловод отправилась к стеллажу, где размещались копии исследований покойного Митрофана Егоровича, некогда подававшего надежды ученого, которого изгнали из своего сообщества «технократы», за как они выразились антинаучные исследования, порочащие имя ученого.
Попросту непонятого и гениального ученого как всегда объявили еретиком. А, не смотря на свой заурядный вид и простоту, он был действительно гением, который не без помощи Магистра добился того, чего никогда не достиг бы в обществе ограниченных узким кругозором, верящих только в науку и технологии людей.
Женщина кукловод, нашла нужный дневник, подписанный как «Теория перемещения в подпространстве», который был посвящен перемещениям стихийных существ на ограниченное расстояние с помощью тонкого плана.
— Попробуем — ка на этот раз, второй способ, — произнесла она, быстро пролистав теоретическую часть дневника, и остановилась на записях об исследованиях, подтвержденных практикой, которая стоила много жизней испытуемым невинным людям и существам.
* * *
Остатки группировки праведных заняли позиции для стрельбы, рассыпались по укрытиям, и затихли. Главарь, укрывшись за замшелым углом дома, рассматривал сквозь прицел винтовки мотовоз. После долго всматривался в окна левого дома. Никаких признаков жизни. Он взглянул на помощника, что занял позицию на противоположной стороне улицы. Тот помотал головой, мол, не вижу никого.
Активировать иной взгляд, или использовать другие способности было бесполезно. Город был наводнен призраками и тяжелой энергетикой. Ему и так было трудно сосредоточиться, поскольку в разум постоянно скреблись неуемные духи, что пытались достучаться до живых. В таких условиях Павел уже начинал жалеть, что у него есть способности. Раньше он таких, мягко говоря, неудобств не испытывал. Даже в селах, вымерших от мора, не было такого ментального давления, которое не сдерживал даже наспех сделанный ведьмой амулет.
