Приступ клаустрофобии взял за горло и не думал отпускать, когда они, наконец, вывалились в просторное кубическое помещение.
Пока Иван, опираясь спиной, о крошащуюся бетонную стену приходил в себя, подмастерье забрал у него фонарь и принялся обследовать помещение.
— Иван, что с тобой? — участливо осведомилась у обливающегося потом мастера Настя, тем временем заправляя масляную лампу.
— Все хорошо, — вымученно улыбнулся он, приводя в норму сердцебиение.
— Давай помогу? — приблизилась к нему Полынь.
— Спасибо, не нужно, — помотал головой Иван. — Уже все хорошо.
— Что за странные ходы? — подняв тускло мерцающую и безбожно коптящую лампу над головой осматривалась Настя. — Никогда раньше таких не видела.
— Коммуникационные тоннели, — неожиданно отозвалась Полынь. — Помещения для проведения электро — кабелей и трасс сети интернет. Что? — Не поняла она глядя на удивленные лица. — Я давно живу, много где бывала и видела предыдущую цивилизацию.
— Вань, — позвал подмастерье, перебив зарождающиеся вопросы.
Мастер прошел в голый дверной проем, за которым мелькал луч фонаря. За ним было еще одно кубическое помещение с дверью, заполненное мусором, сопревшими обрезками проводов, и прохудившимися от коррозии металлическими шкафами с электронной начинкой.
— Логово мизгиря, — мотнул Юра головой в угол за один из шкафов.
Там будто поленья, были аккуратно сложены иссушенные мумии — жертвы мизгиря.
— Раз — два — три… — стал считать он тела. — Двенадцать. Двенадцать тел. И что, никто не всполошился? Дюжина человек пропала.
— Похоже, всполошились, — осматривая одну из лежащих сверху мумий, вздохнул Иван. — Но это не помогло.
Под слоем пыли и штукатурки нельзя было сразу узнать темно — зеленый мастерский мундир. Да и если бы не блеск бронзового жетона, Иван и не понял бы, что эта мумия принадлежит одному из братьев.
Он осторожно отколол жетон.
Два меча, щит с руническими знаками посредине, взятые в кольцо, или же букву «о». Все это вместе значило «ОМ»: Обитель Мастеров.
— Так вот где ты сгинул, ученик, — произнес мастер, читая выбитое на ободке жетона имя и прозвище.
— Кто это?
— Михаил Пригоршня. Твой предшественник.
— Серьезно? — приподнял бровь Юра. — Опытный мастер, и извини, гробанулся на мизгире? Да ну, быть не может.
— Всякое бывает. Умереть можно и от ржавого гвоздя. Другой вопрос, что он искал в этом Богом забытом городишке?
— Наняли.
— Нет, Миха на шелуху не разменивался. Он тесно сотрудничал с технократами, охранял раскопки руин древних городов, помогал с поиском старых, редких технологий. Охота в последние годы его мало интересовала. Последнее время он был одержим идеей, что установка «Братский Круг» не единственная в своем роде.
— Ну, мало ли, — пожал плечами подмастерье. — Поиздержался мужик, решил на легком дельце денежку срубить. — Парень присмотрелся к трупу. — Я помню, он был как бы шире.
— Мизгирь выпил все, включая мышечную ткань. Остались буквально кожа да кости.
— Что делать будем? — воззрился парень на хмурого мастера. — Хоронить надобно. Ты ведь его здесь не…
— Брошу, Юра. Брошу. Я вернусь позже, а если нет, то этим займешься ты.
— Чего вы здесь так долго? — позвала вошедшая Настя.
— Ничего, — сухо отозвался Иван, смотря на ссохшиеся трупы. — Идем дальше.
Он толкнул хилую по виду, жестяную дверь. Она не сдвинулась ни на миллиметр. Мастер навалился плечом, как следует. Жесть прогнулась, оторвался нижний угол, но на этом все.
— Давай на раз? — предложил Юра.
Они вдвоем налегли на жалобно заскрипевшую жесть. Дверь поддалась, но тут же с хлопком встала на место. Только с третьего раза, после металлического грохота, она, наконец, распахнулась. Из следующего помещения повалила ржавая пыль, и ударил в нос, менее удушающий, но не менее противный запах смерти.
— А вот и мизгирята, — заметил подмастерье, перебираясь через поваленный шкаф, которым была подперта дверь.
По пыльному полу были разбросаны, разорванные автоматными очередями тельца с длинными конечностями. В углах громоздились кладки с раздавленными, крупными яйцами мизгиря. Мертвые зародыши присохли к желтым скорлупам. Посреди комнаты лежал скорчившийся, иссушенный труп незадачливого папы — мизгиря, которого прикончили свои же новорожденные детишки.
— Боже, какой кошмар, — скривилась Настя, громко икнув.
Впрочем, Гром тоже заворчал и стал скулить от ударившего в ноздри, резкого запаха. Полынь по обыкновению не выражала совершенно ничего. В последнее время ее красивое личико не выражало никаких эмоций. Что не происходило — бы, она хранила равнодушие, и смотрела на все с полнейшим хладнокровием.
— Ничего страшного, — отмахнулся Юра.
— Я имею в виду, что кошмар был бы, если бы вылупились остальные, — рассматривая остатки крупной кладки, подметила Настя.
— Вань, это самая крупная кладка, которую мы видели, да?
— Я видел и больше. Намного. Но это не страшно, ты же знаешь, повадки мизгирей.
— Да, — подтвердил ученик. — Сколько бы их не вылупилось, остаться должен только один.
— Ладно, пошли дальше, — позвал Иван.
— То есть? Не поняла, — обратилась к парню колдунья.
— Вылупившись, эта мерзость расползается по логову в поисках еды, — объяснял он, тихо ступая за наставником, — и первой пищей которую они находят, становятся родители. Едят они много, но редко, и в основном нападают на первого же подвернувшегося зеваку. То есть на своих братьев и сестер. В итоге остается один мизгирь: самый сильный и ловкий. Это длится неделями, а то и месяцами. Потому о кладке и том, что происходит в каком — нибудь подвале, долгое время никто не подозревает.
Спустя длительное время, переварив своих братьев и сестер, доев невылупившиеся яйца, мизгирь, наконец, выходит на охоту.
Таким образом, они сами, путем естественного отбора, контролируют свою численность. Ведь если бы они массово перли из своих логов, такими количествами, а поверь, они очень плодовиты, то в скорости истребили бы всех людей, и в итоге им все равно пришлось бы охотиться друг на друга. А так и волки сыты, и овцы целы.
— Пять с плюсом, — буркнул высвечивающий что-то впереди по коридору Иван.
— Благодарю наставник, — машинально ответил парень.
— Повторяю, кошмар и сплошная жуть, — зябко повела плечами Настя. — Просто не верится, что эти чудовища, когда-то были обычными людьми.
— А чем они отличаются от людей? — стал рассуждать вслух Иван. — Ничем. То же человеческое общество, только более честное. Они мне напоминают княжичей, да и любых людей, что в борьбе хоть за трон, хоть за наследство, не жалеют не родных, не братьев, ни сестер. Люди также готовы грызть друг другу глотки, за то чтобы стать первым и единственным.
