— Открой еще один изолятор, — не отрывая взгляд от монитора, приказал оператору нависающий начальник охраны.
— Михаил, — обратился к начальнику седеющий мужчина в потрепанном, некогда белом халате. — Они уже погубили нескольких подопытных.
— По данным наблюдателей группа, прибывшая в город достаточно велика. Они занимаются укреплением ратуши, и поскольку дело это не быстрое, прежде чем что-то почувствовать они получат высокую дозу облучения. Свежих подопытных будет в достатке проф.
— Пусть так, но…
— Ковырялов, тебе их жалко, что ли?
— Нет, но…
— Открывай изолятор, — повторил приказ оператору Михаил.
Не проронив более ни слова, мужчина в белом халате развернулся и вышел из пультовой. Оператор нажал одну из клавиш на пульте, а Михаил, сузив глаза, жадно впился взглядом в темные мониторы. Несколько минут ничего не происходило, пятно света исчезало в одном, появлялось в следующем из мониторов, из динамиков донесся громкий рев. Выпущенная из изолятора «особь», как называл этих уродов профессор, наткнулась на гостей.
Вспышки выстрелов на миг рассеяли тьму. Громила атаковавший гостей попятился от впившихся в тело пуль, но нечувствительный к боли, не воспринимая тяжелых ран, снова ринулся в атаку. Ослепительная вспышка синего цвета затопила монитор, а в следующее мгновение безучастно наблюдающий глазок камеры передавал кадры того, как огромный пес добивал распластавшуюся на побитой временем плитке особь.
— Хорошо работают, — оскалился Михаил. — Слажено. «Интересно, на что она надеется», — подумал он уже про себя.
— Группа готова, — сообщил вошедший в пультовую боец.
— Отрабатываем стандартную схему, — приказал Михаил, не отрываясь от мониторов. — Брать живыми.
Загудели приводы электронного замка. В гермодвери, с шелестом втянулись запоры. Командир группы толкнул толстую стальную дверь и, переступая через комингс, один за другим бойцы стали исчезать в чернильной тьме обесточенных коридоров.
В шлемах автоматически включились ночные визиры, толстые забрала осветились лиловым сиянием, сквозь которое стали прорисовываться очертания предметов. Через мгновение, когда глаза привыкли к новому виденью мира, группа разделилась: часть бойцов исчезла за одним из поворотов, другая стала осторожно пробираться к заданной точке.
Максимально тихо, в полном молчании, вторая группа приближалась к виднеющемуся за завалом пятну света. Но как ни старались не выдавать своего присутствия, под рифленой подошвой ботинка одного из бойцов предательски треснула плитка. Хруст эхом разнесся по коридору, и группа замерла.
Послышался металлический щелчок, и утробное рычание.
— Где они? — раздался голос Михаила в шлеме командира. — Я их не вижу.
«В прямой досягаемости», — показал он знаками камере, притаившейся в темном углу.
— Включаю подавление. Напоминаю: брать живыми.
Командир качнул головой и стал знаками раздавать указания бойцам. Одни стали отступать обратно, другие остались и взяли автоматы наизготовку. Группа пригнулась, один за другим, впритирку к стене, они стали красться в направлении завала.
— Ты чего? — округлила глаза колдунья, когда мастер взвел курок.
Гром повел ушами и зарычал.
— Тихо, — приложил палец к губам Иван и обратился в слух.
Полынь поморщилась и обхватила голову руками, а в следующий миг ее скрутило так, что она опустилась на колено и застонала. За ней за головы схватились Настя и Юра. Даже Гром прижал уши и заскулил.
— Что с вами? — тормошил мастер за плечи то подмастерье, то колдунью.
— Ай, ты, что не слышишь? — процедил сквозь зубы Юра. — Писк. Тонкий писк. Голова сейчас лопнет.
— Какой…
Вопрос мастера затерялся в грохоте автоматов. Пули зажужжали над головой. Один за другим стали пустеть стволы шестиствола. Вспышки, атаковавших потонули в облаке пороховой гари и картечи.
Гром попытался струсить с себя искры, но ничего не произошло. Он тряхнул снова, и опять ничего.
Щурясь от боли, подмастерье выпустил в завал всю обойму, а после попытался пульнуть огненный шар. Из ладони выскользнула лишь слабая искра, что угасла, не достигнув, пола.
— Отходим — отходим, — кричал Иван, не давая высунуться стрелкам из-за завала.
Шатаясь, подмастерье увлек за собой хромую колдунью, а следом и растерявшуюся Полынь. Пес рванул дальше по коридору и залился лаем.
Шестиствол опустел, мастер потянулся за пистолетом. В этот момент ему под ноги выкатился черный цилиндр.
Грохот оглушил, а невыносимо яркая вспышка ослепила всех. Что происходило дальше, мастер мог только догадываться.
Боль в перепонках не давала расслышать ничего, да и увидеть, что — либо он не мог. Кто-то толкал, ворочал, после руки зажали в тиски, его волокли, в ребра то и дело толкалось что-то угловатое, после и вовсе стало темно.
* * *
Когда Настя пришла в себя, то с трудом смогла открыть глаза. Их резало, щипало, по щекам невольно лились слезы, а зрение не торопилось возвращаться в норму.
— Ты кто? — спросила она у смутного силуэта, на сплошном сером, размытом фоне.
— Я, — сухо отозвался силуэт, голосом Полыни.
— Где мы?
— Не знаю.
— Козлы, — шипела колдунья, протирая глаза в которые будто насыпали песка. — Так и ослепнуть можно. Да и оглохнуть заодно. — Поковыряла она в заложенном ухе.
Со временем она стала видеть более — менее ясно.
Полынь, сидела, поджав ноги, на деревянной лавке у шершавой бетонной стены. Лесавка обхватила голову руками и понуро смотрела на потрескавшуюся от времени плитку на полу.
— Тебя допрашивали? — поинтересовалась колдунья, одернув свой рукав, под которым на запястье обнаружился массивный браслет подавитель. «Ну — ну, бараны», — подумала она с ухмылкой.
— Нет, я только недавно пришла в себя.
— Это хорошо.
— Что хорошо?
— Что ты отключилась.
— Это не хорошо. Мы не теряем сознание. Если бы… — Полынь промолчала.
— Плохо было бы, если бы ты не потеряла сознание, — понижая голос до шепота, и придвигаясь ближе, говорила Настя. — Могли бы заподозрить неладное. И кстати хорошо, что ты внешне отличаешься от остальных лесавок. Теперь слушай внимательно: ты наемница, Полынь твой позывной. Я взяла тебя в напарницы, и мы увязались за Иваном.
— Это зачем еще? — не поняла лесавка, потирая ноющий от нескончаемого писка висок.
— Так надо. Или тебе мало было пыток в Криничном? Здесь люди куда хуже Митрофана, пронюхают, что ты лесавка, мигом на запчасти разберут. Кстати, ты можешь не пахнуть, медом? Спалишься.
