Лязгнула задвижка на смотровом окошке, вделанном в дверь.
— Ну — ка, быстро на место, — скомандовал грубый охранник. — На место я сказал.
— Полынь, — позвала Настя нахмурившуюся лесную деву. — делай, как он говорит.
Без особого энтузиазма, Полынь сделала что просили. Охранник еще некоторое время посверлил их взглядом, а после в двери загудели электрические задвижки. Послышались лязг, щелчки и дверь открылась.
В камеру вошли двое вооруженных людей и взяли девушек на прицел автоматов. За ними показался длинный, тощий мужчина с седеющей шевелюрой густых волос. Он молча воззрился на колдунью.
Настя тоже молчала, играя в гляделки с ученым, и как обычно он сдался первым. Он, жмурясь, потер переносицу, а после поправил и без того идеально зачесанные волосы.
— Здравствуй Анастасия.
— Доброго времени суток, — фыркнула девушка. — Как это понимать? Почему меня заперли здесь? — Она поднялась и собралась направляться навстречу профессору.
Стволы автоматов покачнулись. Настя нахмурилась и села обратно, к ничего непонимающей лесавке.
— Без резких движений, пожалуйста, — предупредил он. — Странный вопрос. А как с твоего позволенья я должен был поступить? Встретить тебя парадом? После твоей диверсии?
— Какой диверсии? — натурально удивилась Настя.
— Вот только не нужно этих невинных глаз, — упреждающе выставил перед собой ладонь Ковырялов. — После твоего отбытия в Криничный, установка стала работать в режиме той, которая в обители. К тому же, ты вернулась раньше обусловленного срока. Не одна. Твои спутники нанесли ощутимый ущерб коммуникациям, что и без того находятся в плачевном состоянии. Мы потеряли часть рабочих особей.
— Вы сволочи, могли бы и раньше отозвать их и расчистить мне путь. Ваши дозорные меня видели, а значит, вы знали, что я возвращаюсь. Но вместо этого мы с большим трудом и потерями, смогли прорваться к комплексу.
— Вы пришли с боем. Следом, за вами пришла гвардия. Как мы могли оценить такую обстановку, как не попытку штурма комплекса? И повторяю, ты вернулась раньше срока. Памятуя твои амбиции, вывод только один: ты решила захватить установку. Теперь, когда она полностью в рабочем состоянии, ты решила избавиться от нас?
— Вы с ума сошли? — удивилась колдунья. — Я вернулась раньше, потому что «праведные» разгромлены, Митрофан Егорович, погиб, а Криничный теперь под управлением гвардейцев. Я вынуждена была бежать. Мы с Полынью, — указала она на медноволосую бестию, — едва ноги унесли.
— Как это случилось? — поник белохалатник.
— Гвардейцы, атаковали Криничный ночью, когда большая часть бойцов покинула поселок. Митрофан пытался отбить атаку и уничтожить нападающих, но переоценил свои возможности. Пока он стянул все силы гвардейцев на себя, нам удалось ускользнуть. И что мне оставалось делать после? Ждать ваш броневик в чистом поле? Вот мы и прибились к двум мастерам, которые направлялись сюда. Кстати отличные экземпляры, советую присмотреться.
— Один, из которых сейчас находится между жизнью и смертью.
Настя почувствовала, что Полынь вот — вот сорвется.
— Мастер Иван? Интоксикация? — уточнила она, упреждая необдуманный поступок лесавки.
Ковырялов лишь качнул головой и задумался. По обычаю, своему, он сунул пальцы в шевелюру и стал массировать свой вытянутый череп.
— Теперь давай на чистоту, — после не долгих, но напряженных раздумий произнес он, — что ты сделала с установкой? Что с исследованиями Митрофана Егоровича? Зачем пришли мастера, а главное, как это связано с гвардейцами?
— Да как бы я могла с ней, что-то сделать, когда «псы» Михаила сторожат ее день и ночь? — устало вздохнула колдунья. — Митрофан уничтожил все данные об исследованиях. В первую очередь о нашей группе. И поскольку он единственный знал, что Влад не какой-то там мифический монстр, а вы уважаемый профессор, то наша тайна ушла вместе с ним. Мастер пришел сюда за своей зазнобой, некой Марьей, а гвардейцы случайно подвернулись уже здесь в городе. Иван знаком с их куратором, неким Хмыком. Благо он сам был заинтересован, чтобы мы поскорей куда — нибудь испарились, и посоветовал убраться из города.
— Вот это уже плохо, — занервничал профессор. — Нам сейчас только тайной службы не хватало. Хорошо, допустим, ты говоришь правду.
Допустим.
Гвардейцы, не зная, что мы находимся у них под ногами, скоро пополнят ряды этих несчастных, облученных. Но без данных от Митрофана Егоровича, наша работа затянется. Припасы на исходе, а часто выбираясь на поверхность, мы можем себя обнаружить. К тому же запасы радиопротекторов тоже не бесконечны. Хотим мы того или нет, придется сотрудничать с теми, кто стоит за этими «праведными».
— Не придется, — заулыбалась Настя и сунула пальцы в свое декольте.
Медленно, чтобы не нервировать автоматчиков она извлекла оттуда носитель, как их называли в прошлой эре: флэш — накопитель.
— Что это?
— То зачем меня посылали, — ухмыльнулась колдунья. — То, что я с таким трудом сюда доставила, а вы меня теперь так благодарите, — указала она взглядом на дула автоматов. — Данные от покойного Митрофана.
— Уберите автоматы, — приказал профессор. — Свободны.
— Но… — хотел было перечить один из охранников.
— Здесь пока я — начальник, — отрезал Ковырялов. — Выполнять!
* * *
Иван молча смотрел на покрытое сетью шрамов, самодовольное лицо Михаила. Оно было свежо и чисто, без каких — либо видимых признаков поражения лучевой болезнью. Казалось, бывший ученик стал даже моложе, нежели был до этого.
— Чего ты хочешь? Ты ведь знаешь, что у меня нет не богатств, ни имущества. Ничего стоящего, что могло бы заинтересовать такого жадного подонка, как ты.
— Фу как не красиво, — скривился Михаил. — Давно ли ты был таким же жадным, безбожным, негодяем, а мастер? Еще двадцать лет тому назад, от тебя совестью и не пахло.
Я прекрасно помню, чего стоили для тебя люди. Цена их жизни равнялась весу их кошелька. Да, у тебя были зачатки, каких-то принципов, ты мог помочь и просто так. Но содрать с кого — нибудь три шкуры при этом ты не гнушался. Как и любого нормального мужика, тебя интересовали только деньги, бабы, и побольше, того и другого, и без хлеба.
Я если честно не поверил, когда мне встреченные мастера стали рассказывать, что после Большой Зачистки ты повредился умом, размягчился, раскис.
Кто, удивлялся я, Иван, за гроши помогает людям? Что? Про душу говорил, про Бога, про справедливость? Да ну, быть не может. Это какой-то другой Иван. Это не тот Иван, который меня воспитал, на которого я равнялся. Не тот мастер, которого я копировал и старался быть похожим во всем.
Иван отвел глаза. Ему было стыдно смотреть на бывшего ученика. В нем он действительно видел свое отражение. Того Ивана, которым больше быть не хотел. Того, что годами пытался вытравить из себя, чьи грехи теперь не дают спокойно жить.