— Сестра, мне нужно! У нас беда.
— Да знаю. Все на ушах стоят. Даже лекари с колдунами трясутся от страха. Думают, что и за ними придет кукловод, — говорила лекарка, закрепляя тем временем, на его ребрах повязку с мазью из целебных трав, — да вот только много они о себе мнят. Кукловоду вашему нужны только Братья. А ты братец денек еще полежишь. Сутки ничего не решат. — Она мельком посмотрела, на сидящих, общающихся за столом хозяев дома и понизила голос. — Слушай, мастер, ты знаешь, что на пальце носишь? Не обижайся, конечно, я не знаю твоего ранга. Может ты не чувствуешь, но это якорь, причем довольно сильный.
— Я знаю.
— Так чего не уничтожишь? Или хотя бы разряди его в ноль. Хочешь, я разряжу, если тебе это кольцо так дорого?
Тут она почувствовала ледяной укол, ниже поясницы, вскочила и сразу — же села.
— Нет, ненужно. Этот якорь нам всем жизнь спас. Я вижу, дух с тобой уже поздоровался?
— С огнем играешь мастер. Ты ведь знаешь, что с тобой сделают, если на горячем поймают?
— Я мертвецов оживлять не пытаюсь, не собираю якоря, затем, чтобы духами управлять. В кольце простой полтергейст. И как видишь, довольно полезный.
— Дело твое брат. Но будь поосторожней. — Лекарка встала и поправила одеяло, прикрыв повязку. — Все, отдыхай, и до утра не смей вставать. Завтра к обеду зайду еще.
Целительница направилась к выходу, а внутренний кобель Ивана тут же оценил ее крутые бедра и ладный задок. Она остановилась, с улыбкой, шутливо погрозила ему пальцем и вышла в ночь.
Ночью Иван, как и обещал, не вставал. Ну, почти. А утром, поднялся, и стал разминать свои затекшие от долгого лежания косточки.
Рана почти затянулась, но, не смотря на это, ныла тупой болью, потому, он решил не сильно налегать на тренировку.
Финтов, и различных приемчиков он не признавал, да и не давались они ему, от того его утро, отличалось от затяжного утра иных мастеров, посвящавших себя оттачиванию различных единоборств.
Разогнав кровь зарядкой, и для поддержки формы потягав самодельные гантели хозяина дома, осторожно, дабы сильно не намочить повязку, Иван смыл пот, холодной водой из бочки, стоящей во дворе, и решил разыскать запропастившихся куда-то Юру и Потапа.
Притворив за собой низкую, скрипучую калитку, он свернул в сторону круто забирающей вверх узкой улочки. Низкие избы с маленькими окошками и множеством хозяйственных пристроек плотно жались друг к другу. Никаких садов, огородов, только маленькие дворики и кое-где палисадники с затрапезного вида цветами. Все просто и безо всяких изысков. Лишь на нескольких жилищах Иван заметил резные причелины и наличники с защитными орнаментами. Хозяева таких изб свято верили, что комплекс символов, объединенных в простенькой резьбе охранял дом от нежити и злых духов. Остальные обходились приколоченными над крылечками козьими, изредка оленьими черепами, что выполняли те же функции, что и орнаменты на серых, рассохшихся досках.
Иван на мощь символов и знаков полагаться не привык. В силу его низкого ранга они были почти бесполезны, потому он рассчитывал на грубую силу и использовал только по-настоящему действенные амулеты, купленные или выменянные у Обительских колдунов. Да и теми он зачастую пренебрегал, как, впрочем, и его подмастерье, который верил только в зоркий глаз и старый, верный пистолет. Но безразличное отношение к символике не мешало Ивану в свою очередь, оценить красоту и талант резчиков.
Как декор резные причелины с солярными знаками, обережными символами, явно от себя добавленными изящными завитками и точеной бахромой, придавали колорит, и привносили хоть какое-то разнообразие бесконечной серости бревенчатых стен.
Вообще плотность построек была такой, что поселок, разрастаясь, со временем превратился в нагромождение из изб, и стал напоминать обнесенный высоким забором муравейник. Сады, огороды, поля, наделы, все было там, за высоким частоколом, что ограждал жилища от хищников, разномастных сущностей, и опасных тварей, которых с того света возвращала Мать Сыра Земля.
В задумчивости мастер и не заметил бы, как ступил на свободный от бесконечных построек пяточек, если бы не внезапно ударившее в глаза, ласковое, утреннее солнце. Прищурившись, он выставил перед собой ладонь и осмотрелся.
Он вышел, а точнее взобрался в центр селенья, на самую вершину холма, где находились: часовенка, площадка для сборов, и обширная беседка, собранная из грубо отесанных столбов, и соломенной крыши. По сравнению с густой застройкой на склонах, строения на вершине были разнесены по сторонам, что создавало иллюзию простора.
За ворот рубахи тут же пробрался резвый, прохладный ветерок, и дышалось там как будто легче. по-видимому, остальным жителям селенья казалось также, поскольку многие из них по утрам и вечерам предпочитали собираться на вершине, обсуждать новости и сплетни, да и просто любоваться видом, открывавшимся с холма.
А вид был действительно достойным. С одной стороны, была видна часть заречья, слева и справа, большие своевольные города, а далее пыльные степи, хутора, поля, пастбища на зеленых лугах у реки, и собственно сама река, серебристой змеей разделившая собой многие километры тверди.
С другой стороны, открывался вид на густые леса, окаймляющие границу, Солеварского княжества. Там не было таких больших степей, как в Заречье. Там чередовались поля, леса, болота, и берущие в них начало реки. Для мастера, там всегда была уйма работы, но не лежала к тем землям у Ивана душа. Но что ж поделать. Дальнейший путь в Обитель пролегал именно сквозь те живописные и опасные места.
— Доброе утро, господин мастер! — приветствовала Ивана, слегка склонив голову низенькая, пожилая женщина. — Не откажите, отведайте. — Она достала еще теплый пирожок из лукошка и протянула его мастеру.
Иван с улыбкой вежливо поклонился в ответ и принял его из деформированных от тяжелой работы рук.
— Благодарю Наталья Павловна. — Румяный, ароматный пирожок тут же потянулся ко рту. — У — м — м, — довольно протянул Иван, — с капустой, как раз, как я люблю. Очень вкусно!
— Берите еще, — глядя как Иван довольно уплетает угощение, весело улыбнулась она и протянула ему лукошко.
— Извините, но отказаться нет сил, — промурчал довольный мастер, выбирая пирожок порумянее с хрустящей корочкой. — Как самочувствие у Петра?
— Пострадал мой Петенька, но, слава Богу, серьезных ранений нет. Не впервой ему с лупоглазыми биться. Вам-то досталось поболе. Петя говорит, вы от сома всех спасли, от верной гибели. — Она опустила глаза и нахмурилась. — У нас, к сожалению, нечем вас отблагодарить. Петенька в надел вложился и еще должен остался.
— Сом бы и меня схарчил вместе со всеми, — отмахнулся на это Иван, — потому я в первую очередь был заинтересован в его скорой и неминуемой гибели. И, стало быть, вам не за что меня благодарить Наталья Павловна. Я собственную шкуру спасал.
— Дай вам Бог здоровья и долгих лет! — сказала она, подняв глаза на высокого и крепкого Ивана, и обняла его сухонькими ручками.
