Так изранили, истощили и загадили люди свою родную планету, соблазнившись новыми мирами, что теперь имеем, что имеем. А по сути, имеем мы новую эру. Не поразила бы снова чума бездуховности выбирающееся из грязи, страха и расцвета каннибализма человечество. Не сменился бы румянец и блеск влюбленных глаз, отупелым, бессмысленным взглядом и искусственными, бездушными масками вместо лиц. Не дай Бог, не дай Мать Сыра Земля.
— Эй, Иван, — позвал уплетающий гусиную ножку Тимофей. — Ты где витаешь? Гусь стынет. На диво вкусный он сегодня. И пиво вкусней. Недаром говорят, что на халяву и уксус сладкий.
— Ты ешь, не обращай внимания. Бывает у меня такое. Задумаюсь, ни с того ни с сего, да хрясть, и мордой об землю. Думаешь, чего у меня физиономия такая битая вся, — улыбнулся Иван, и отломал жирную ножку от гуся.
— А, это бывает. Вон у нас один так тоже все ходил, лбом столбы считал. Над ним все потешались, чудной мол, дурень. — Тимофей вдруг задумался, облизать пальцы, или вытереть салфеткой, но решил не корчить интеллигента и все же облизал.
— А потом?
— А потом, он придумал водные генераторы. Верней не придумал, а воспроизвел старые технологии, электрифицировал поселок, потом при содействии меценатов и гильдии технократов разработал и построил завод. Вот тебе и дурень. Не зря, видать, я его в детстве деревянной лошадкой по темечку колотил, — заулыбался Тимофей. — Теперь уважаемый человек. Изобретатель.
— А лошадка та сохранилась?
— А что?
— Да мне бы разок — другой, тоже по темечку, — засмеялся Иван.
— Увы и ах, но нет, — развел руками Тимофей. — Как сквозь землю. Сам теперь ногти грызу от обиды.
Так они за разговором прикончили гуся, и пару кружек пива. Тимофей вдруг расщедрился и через сорок минут, снежная королева подавала на стол тушеного аспида, сыр, вино и фрукты. Получив по серебрушке чаевых от Ивана и Тимофея она, продолжая уклоняться от хамья, отправилась в направлении кухни.
Закончилось пиво, за ним вино и аспид, что оказался отменно приготовленным, закончился тоже. Захмелевший Иван, исподтишка выуживал у нового знакомого, который захмелел куда сильней его самого, информацию о самоубийцах и сошедших с ума бедолагах, когда в зале началась возня, и корчмарь стал прикрикивать на посетителей.
Один из перебравших мужиков, схватил подавальщицу за платье и под дружный гогот сотоварищей пытался усадить себе на колени.
— Да что ты упираешься? Что, мордой не вышел? — скалился он, пялясь на ее выпирающую грудь.
По залу разнесся звонкий хлопок пощечины. Подавальщица вырвала из потных, заскорузлых рук свое платье, не успела отбежать, как снова ее подол, попал в крепкий захват.
— Ты че курва, — возопил бугай, держась за полыхающее огнем от крепкой пощечины лицо. — Озверела? Я те щас покажу, подстилка корчмарская как подобает себя вести с настоящим мужчиной!
Тимофей фыркнул, вскочил, пошатнулся и сжал кулаки. Вскочил и Иван.
— Эй, ты, «настоящий мужчина», — опередив знакомца крикнул Мастер. — Да — да, ты, хамло немытое. Отпусти девушку. Пока я не научил тебя, как подобает себя вести с женщинами.
— Пшла вон сука! — оттолкнул хам подавальщицу и встал из-за стола.
Тут же загремели падающие и отодвигающиеся лавки. Вскочили почти все посетители, кроме одного, что продолжал мерно кушать скрытый тенью подпоры, будто ничего и не происходило.
— Ты кто такой, чтобы меня, — он ударил себя в грудь кулаком. — Меня Валеру Дантиста учить? Ты чмо, паршивое. Я те ща башку оторву и в рот нассу утырок! Все? Все слышали? Этот козел первый на меня наехал.
Большинство вяло замычало, поддакивая брызжущему слюной бугаю. Иван саркастически хмыкнул на этот монолог и сплюнул на пол в сторону разъяряющегося хама. Девушка, о которой все резко позабыли, но столпотворением перекрыли путь к кухне, попятилась в сторону столика Ивана. Он пропустил ее, и она побледневшая и дрожащая спряталась за спину Тимофея.
— Да плевал я с высокой колокольни, как там тебя, кусок дерьма величают. Дерьмо оно и в Африке дерьмо, — нагло ответил мастер.
— Ну, сука, я вырву твою печень и сожру. Отвечаю! — просипел сквозь черные зубы бугай.
— Так чего ты тут языком своим поганым пол метешь, трепло? Вот он я. Иди и возьми. — Иван шагнул вперед и с ухмылкой развел руки.
— Пацаны, вали козла, — взревел Дантист и стартанул быком на Ивана.
Стоящий рядом дубовый табурет, поддетый носком ботинка, взмыл в воздух и с ускорением направился в свирепое лицо бугая. Тот не успел прикрыться, на весь зал раздался треск надкостницы и ломающихся зубов. Взвыв, он сделал несколько шагов назад, и, схватившись за разбитый рот, завалился на пол.
Дантист скулил, визжал, вертясь волчком на полу, зажимая разбитый рот из которого потоком хлестала кровь. Над ним сгрудились его бойцы, такие же квадратные, лысые шкафы. Они пытались его поднять.
Иван тем временем сместился ближе к центру зала, в сторону от Тимофея и девушки. Следовало завязать внимание ублюдков на себе. Отвести подальше от нового знакомого, а в идеале вовсе вытеснить на улицу, где больше места, и вариантов действий.
— Офтаньте, — визжал захлебываясь Дантист. — Увейте фваль! — махнул он измазанной кровью рукой в сторону Ивана и продолжил выть.
Взревев словно медведи, трое раскидали в стороны столы и выхватили ножи. Четвертый замешкался, оставаясь у скулящего Дантиста. Действовали они бестолково, потому как при первом же рывке столкнулись плечами и стали мешать друг другу.
Двое ринулись на мастера, выставив ножи и расходясь в стороны. Иван еще сместился в сторону, увернувшись от первого удара. Нож второго шкафа едва не достиг цели, но запястье его попало в крепкий захват, ушло в сторону, на шею скользнула ладонь, и придала телу разгон. В следующий миг, мир для бандита расцвел снопами искр, красных пятен, и погрузился во тьму.
Пока он сползал по столбу — подпорке, увешанным вязанками чеснока и лука, его промахнувшийся собрат повторил попытку насадить Ивана на длинное лезвие ножа. Снова мастер смог уловить врага за запястье и довернув руку так, чтобы она выровнялась, с силой нанес удар раскрытой ладонью в локтевой сустав. С противным хрустом, сустав вывернулся в обратную сторону, нож зазвенел, покатившись по деревянному полу, и шкаф с криком рухнул на колени, где и был отправлен ударом ноги в глубокий нокаут.
Третий не стал идти в лоб, а пошел полукругом, сжимая в руке поблескивающий обоюдоострый клинок. Иван тоже выхватил свой кукри. Сближаясь, бандит делал секущие и колющие движения, вовремя отпрыгивая, уходя от захватов и ответного удара.
Иван же ушел в оборону пытаясь поймать врага на выпаде. Круг посетителей расступился к стенам. Танец продолжался. Иван, сосредоточившись на враге, упустил из вида то, что сместился спиной в опасную близость к Дантисту и четвертому бойцу.
