— Не до того, — отмахнулся мастер, и принялся смешивать ингредиенты для зажигалок. — Кстати, Полынь, а почему они тебя не видят и не чуют? Трупоеды одни из самых чутких тварей.
— Я не человек, — просто ответила она. — Я не пахну человеком. Не пахну животным. А эта оболочка, — ткнула она пальцем себя в грудь. — Эта плоть. Не еда для них.
— Но ты ведь чувствуешь этой оболочкой? Как мы люди? — закупорив тонкостенный пузырек заметил мастер. — И если убить эту оболочку, то… — продолжал он не подумав, но глядя, на напрягшуюся лесавку прикусил язык. Черт его дернул с этим вопросом. — Прости. Я без всякого умысла, — извинялся он. — Я бы и не подумал, тебе причинить зло.
— Это пока я на вашей стороне, — спокойно отвечала Полынь. — Если я наврежу вам или другим людям. Тогда ты будешь думать иначе. Тогда должен будешь меня убить. Не возражай. Я давно живу. И я знаю людей. Я поступила бы также, если бы ты навредил моим сестрам. Это как говорите вы люди, мой долг. Долг воительницы.
— Вот мы и обменялись взаимностями, и все выяснили, — выплюнув изжеванную травинку сказал Юра, что стоял на стороже. — Вы бы поспешили, солнце садится.
Ликвидировать падальщиков вызвалась лесавка. Иван стал спорить, но она ему напомнила, что не пахнет людьми, и ей проще простого подобраться к этим чутким существам. Противиться было бессмысленно, хотя все его мужское естество кричало, что это не правильно. Но рассудительный, трезвый ум, дал пинка и заставил заткнуться это самое естество. Было действительно не до него.
* * *
Склонившееся к закату солнце обагрило улицы и дома опустевшего поселка. Вытянулись, разрослись тени от деревьев и кустов. Поднявшийся ветер заставлял протяжно скрипеть открытые двери и ставни на выбитых окнах. Сквозняк пел тихие песни, подыгрывая себе на осколках стекол.
Воинственная лесавка гордо шагала среди бесцельно бродящих духов, что оглядывались в сторону мотовоза. Туда где были живые. Они их чувствовали, пытались звать, но с тем, духи полностью игнорировали лесавку. Ее не замечали, словно не шла она среди и сквозь эти сгустки боли и отчаянья, что остались от погибших страшной смертью людей.
Вот она оказалась у первого логова, из которого несло тяжелой вольерной вонью.
Внутренние часы монстров пробили подъем. Они заерзали в своих логовах, приготавливаясь к выходу на поиски того что не доели прежде, и возможно случайно подвернувшейся добычи. Но в поселке уже давно не было ничего съестного. Пора было перебираться дальше. Туда, откуда ветер доносил сладкий запах многих мертвых тел.
Пока самка, гадила в углу заросшего плесенью, сырого погреба, а после долго, с наслаждением чесала грубую, покрытую редкими, жесткими волосками, серую шкуру, самец насторожился.
Маленькие злые глазки обратились к входу в берлогу. Заработали широкие ноздри, размещавшиеся под лобовым наростом толстой кости. Монстр потянул воздух. Ему показалось, что он учуял очень слабый запах человека.
В этот момент об толстостенный череп разбилось тонкое стекло. Что-то мокрое разлилось по склизкой шкуре и тут же затопило нестерпимой болью.
Падальщик ревел и бился в судорогах пожираемый синим пламенем. Самка не понимая, что случилось, откуда взялся страшный синий зверь, который набросился на ее самца, стала визжать. В панике она заметалась вдоль заплесневевшей, каменной стены.
Спустя мгновение она уже визжала поедаемая таким же синим зверем.
Полынь, съежившись от этого зрелища, поспешила убраться прочь. Не смотря на то, что она воительница, она не любила причинять боль и лишать жизни, живые существа. Ее обязанностью было оберегать. Но сейчас ей приходилось убивать, чтобы оберегать. Оберегать тех слабых, недоразвитых, но таких жестоких, и в то же время чем-то притягательных существ, что звали себя людьми.
Сейчас она отлично понимала нытье охотника Ивана, который не хотел, но делал, не любил, но был обязан. Как же им сложно ладить даже с собой. Как такие могут ладить с природой? Как они такие непонятные и слабые, выжили после катастрофы? Почему мать природа, что не щадила даже самых страшных и сильных существ, пощадила эти недоразумения, гордо именующие себя человечеством?
Именно эти вопросы, всегда интересовали давно живущую лесавку. Она видела многие поколения этих существ, но лишь после катастрофы исток снова дал свободу и возможность контактировать, с физическим миром и этими существами. Как и много веков назад, когда они только учились строить деревянные дома, преклонялись перед могуществом матери природы, но были такими же слабыми, недоразвитыми, глупыми существами, как и сейчас.
В чем же их секрет?
С этой мыслью она забралась в подпол где, дожидаясь пока светило, скроется за горизонт, причмокивая, дремал такой же серокожий, как двое предыдущих, монстр. Этот даже не обратил внимания, как сверху пролилось что-то мокрое, размазал по морде вступающую в реакцию жидкость и повернулся на другой бок.
Смотреть, как загорается чудовище, Полынь не стала. То, что оно все-таки вспыхнуло, подтвердил леденящий, полный боли вой.
Выйдя из дома, она увидела, что солнце село. Следовало поспешить к последнему измененному Матерью Землей бывшему человеку. Но она не успела. Логово уже пустовало. Мозголом вышел на охоту.
Иван ведь говорил, что следовало начинать с него. Но привычка делать все по ходу солнца, которая как-то незаметно перекочевала к ней от частого общения с людьми, на этот раз подвела, поскольку по ходу солнца, мозголом был последним.
Она пометалась вихриком среди вездесущих призраков, но почувствовать перерожденного не получалось. Некрофагу удалось скрыться от ее зорких глаз, а его энергетический след потерялся среди мешанины энергии что оставляли после себя набирающие силу духи.
— Иван не простит, — остановившись посреди улицы вздохнула она.
— Не прощу что? — раздалось за ее спиной.
Он был один, повеселевший, без страдальческого выражения лица. Полынь догадалась, что мастер принял зелье.
— Я упустила одного, — виновато ответила Полынь.
— Которого? — сразу — же напрягся охотник взяв на изготовку свой шестиствол.
— Этого, розового в пятнах.
— Вот блин, — зло процедил Иван. — Ладно, разберемся. Сначала решим проблему с этим, — качнул он головой указав на стоящую под ногами корону кукловода. — Я пока займусь короной, а ты внимательно следи за тем, что происходит вокруг.
Иван, поставил артефакт на рога и присел перед ним. Полынь крутила медной головкой по сторонам. Казалось, ничто не могло ускользнуть от взора полынных глаз. И действительно не ускользнуло.
Иван ничего не делал. Он замер, словно чего-то выжидал, пристально смотря в одну известную только ему точку.
В этот момент Полынь спиной почувствовала движение. Свист воздуха, рассекаемого острыми когтями послышался у самого уха увернувшейся лесавки.
