«Флоренс проходила терапевтическое лечение на протяжении десяти лет, ей ставили диагнозы “клиническая депрессия”, “паническое расстройство” и “пограничное расстройство личности”. История длительного насилия в детстве пациентки была отражена в истории болезни, но ею никогда не занимались психотерапевтически. Когда у Флоренс случались панические эпизоды, муж обычно звонил психиатру, который рекомендовал транквилизаторы.
Присоединившись к группе людей, переживших инцест, Флоренс заявила, что рассматривает мужа и своего психиатра как “спасательные тросы”, и ей кажется, что без них она бы не справилась. Она соглашалась со всеми их решениями, касавшимися ее лечения, поскольку ей казалось, что она слишком “больна”, чтобы принимать в нем активное участие. Однако, развив безопасную привязанность к группе, она начала выражать обиду на мужа за то, что он обращается с ней “как с младенцем”. Члены группы указали ей, что если она способна заботиться о шестерых детях, то, вероятно, она компетентнее, чем ей кажется. Поворотный момент был достигнут, когда во время одного кризисного эпизода Флоренс не позволила мужу позвонить психиатру, утверждая, что она сама способна решать, когда такие звонки необходимы».
Задача создания безопасности особенно усложняется, если пациентка по-прежнему вовлечена в отношения, отягощенные насилием в прошлом. Потенциал возникновения насилия следует учитывать всегда, даже если пациентка настаивает, что больше этого не боится. Не является редкостью ситуация, когда жертва домашнего насилия и ее абьюзер обращаются за парной терапией после эпизода насилия. Часто абьюзер обещает больше никогда не применять силу и соглашается пойти на терапию, чтобы доказать свою готовность измениться. Женщина удовлетворяется этим обещанием и с нетерпением ждет сеансов, чтобы спасти отношения. По этой причине она часто отрицает или минимизирует постоянно угрожающую ей опасность.
Хотя оба партнера могут желать примирения, их невысказанные цели часто находятся в остром конфликте. Абьюзер обычно желает восстановить привычный принудительный контроль, в то время как жертва хочет ему сопротивляться. Хотя абьюзер часто искренен в своем обещании отказаться от применения силы, его обещание ограничено негласными условиями: в обмен на неприменение насилия он рассчитывает, что жертва откажется от своей автономии.
Если абьюзер не отказался от желания доминировать, угроза насилия по-прежнему присутствует. На сеансах парной терапии жертва не может говорить свободно, и вопросы конфликтов в отношениях невозможно обсуждать, не увеличивая вероятность нового эпизода насилия. По этой причине парная терапия не показана до тех пор, пока насилие не будет действительно взято под контроль, а паттерн отношений доминирования и подчинения – разрушен
[521].
Гарантия безопасности в отношениях с историей насилия ни в коем случае не может опираться на заверения абьюзера, сколь угодно искренние. Пока жертва не создаст подробный и реалистичный план действий в экстренной ситуации и не продемонстрирует свою способность следовать ему, она находится в опасности рецидива насилия. Поэтому парам, обращающимся за помощью по причине насилия в своих отношениях, следует советовать вначале проходить индивидуальную терапию. При первой возможности абьюзера следует направлять на специализированные программы для мужчин, склонных к рукоприкладству, чтобы в процессе терапии решилась не только проблема самого насилия, но и лежащая в его основе проблема принудительного контроля
[522].
Случай Веры, 24-летней матери, воспитывающей в одиночку трех маленьких детей и избиваемой бойфрендом, иллюстрирует постепенное развитие надежной системы самозащиты за период годичного курса психотерапии. Создание безопасности требовало, чтобы Вера научилась заботиться как о себе, так и о детях. В ее лечении был применен полный спектр терапевтических вмешательств, в том числе биологическое (медицинские препараты), когнитивное и поведенческое (донесение информации о травматических синдромах, ведение дневника и «домашние задания»), межличностное (построение терапевтического альянса) и социальное (семейная поддержка и защитное постановление суда):
«Вера получила постановление суда, воспрещающее ее бойфренду приходить к ней домой, после того как он избил ее на глазах у детей. После его отъезда она не могла ни есть, ни спать, и в течение дня ей было трудно встать с постели. Ночные кошмары и интрузивные воспоминания о насилии чередовались с приятными воспоминаниями о хороших моментах в их отношениях. На нее часто накатывали приступы рыданий, и она думала о самоубийстве. Вера прибегла к терапии с целью “избавиться от него раз и навсегда”. Однако при подробных расспросах признала, что не может представить себе жизни без него. В сущности, она уже начала снова с ним встречаться. Женщина чувствовала себя “зависимой от любви”.
Хотя в глубине души терапевт была бы только рада узнать, что Вера рассталась со своим любовником, она не согласилась считать это желание терапевтической целью. Она дала Вере совет: не ставить себе целей, которые кажутся недостижимыми, поскольку у женщины за плечами уже был немалый опыт неудач. Вместо этого она посоветовала Вере отложить окончательное решение об отношениях до тех пор, пока она не почувствует себя достаточно сильной, чтобы сделать свободный выбор, а пока сосредоточиться на усилении ощущения безопасности и контроля над своей жизнью. Они договорились, что во время начальной фазы терапии Вера будет продолжать время от времени встречаться со своим бойфрендом, но не позволит ему снова переехать к ней домой и не станет оставлять детей наедине с ним. Это были обещания, которые она могла сдержать.
Сначала Вера нерегулярно приходила на встречи. Терапевт не критиковала ее, но указывала, как важно для самоуважения пациентки следовать составленным ею самой планам. Регулярность терапии наладилась после того, как они договорились, что Вера будет назначать только те встречи, на которые стопроцентно сможет прийти. Каждый сеанс фокусировался на выявлении каких-либо позитивных действий, сколь угодно малых, которые Вера могла с уверенностью совершить ради себя. Поначалу Вера каждый раз рылась в сумочке в поисках клочков бумаги для записи этого еженедельного “домашнего задания”. Поворотный момент был достигнут, когда она купила себе блокнот для записей и начала отмечать каждое достижение ярко-красным фломастером.
Одной из главных жалоб Веры была депрессия. Единственными моментами, когда она приободрялась, были краткие романтические встречи с бойфрендом. Время от времени он также снабжал Веру кокаином, дарившим ей преходящее ощущение силы и благополучия, за которым следовала ломка, лишь усугублявшая ее депрессию. Терапевт подняла вопрос о возможности пробного применения препаратов от депрессии и интрузивных посттравматических симптомов, но объяснила, что не сможет прописать их, если Вера не захочет отказаться от периодического употребления наркотиков. Вера решила принимать лекарства и стала ощущать растущую гордость и уверенность в себе, отказываясь от предлагаемого бойфрендом кокаина. Она хорошо реагировала на антидепрессанты.
