На третьей стадии восстановления, когда выжившая приходит к пониманию смысла травмы в своей жизни, она может стать более открытой к новым формам взаимодействия с детьми. При наличии своих детей она может постепенно осознать, как ее травма косвенно на них влияет, и предпринять шаги для исправления ситуации. Если у нее нет детей, в ней может проснуться более широкий интерес к юному поколению – вплоть до впервые возникшего желания самой стать родителем.
Кроме того, выжившая может впервые задуматься о том, как рассказать историю своей травмы детям так, чтобы она не пугала подробностями, но и не пестрела белыми пятнами, и о том, как вынести из этой истории уроки, которые смогут защитить детей от будущих опасностей. История травмы – часть наследия выжившей; она может передавать ее дальше, когда эта история полностью интегрирована, и только после того, как будет уверена, что она станет для следующего поколения источником силы и вдохновения, а не отравит ему жизнь. Майкл Норман запечатлевает образ способности быть выжившим как наследия, описывая, как крестил своего новорожденного сына вместе с бывшим однополчанином по Вьетнаму, Крейгом, который стал крестным отцом малыша:
«Стоя в переполненном помещении церкви и глядя, как Крейг держит на руках ребенка, я внезапно осознал, что этот момент обладает даже большим смыслом, чем входил в мои намерения, поскольку происходящее… было далеко не только совершением святого таинства или освящением частного договора. Посреди ритуала меня охватило ощущение… победы!.. Здесь наконец была одержана достойная победа: мой сын на руках у моего боевого товарища»
[580].
Поиск миссии выживших
Большинство людей, пережив травмирующий опыт, стремятся исцелиться от него и освободиться от его последствий в пределах своей личной жизни. Но есть и немногие, кто в результате травмы чувствует себя призванным внести изменения в более широкий мир. Эти люди распознают в своем несчастье политическое или религиозное измерение и обнаруживают возможность трансформировать смысл своей личной трагедии, сделав ее основой для социального действия. Хотя нет никакого способа компенсировать пережитое зверство, есть способ подняться выше него: превратить случившееся в дар для других. Травма искупает свое существование лишь тогда, когда становится источником миссии выживших.
Социальное действие дает выжившим источник силы, берущий начало в их инициативе, энергии и изобретательности, но усиливающий эти качества настолько, что они намного превосходят их собственные способности. Оно обеспечивает тем, кто пережил травмирующий опыт, союз с другими людьми, основанный на сотрудничестве и общей цели. Участие в организованных, предъявляющих требования социальных усилиях опирается на самые зрелые и адаптивные стратегии выживших – стратегии терпения, предвидения, альтруизма и юмора. Они выявляют лучшее в них, а они, в свою очередь, обретают чувство контакта с лучшим, что есть в других людях. Иногда у них даже появляется ощущение причастности к чему-то большему, что превосходит обычную реальность. Натан Щаранский, узник совести, так описывает это духовное измерение миссии выжившего:
«Уже в Лефортово Сократ и Дон-Кихот, Одиссей и Гаргантюа, Антигона и Гамлет пришли мне на помощь. Я чувствовал духовную связь с ними, их судьбы перекликались с моей, они шли со мной через тюрьмы и лагеря, были рядом в пересылках и на этапах. И в какой-то момент у меня появилось странное ощущение возникшей вдруг обратной связи, не только мне было важно, как вели себя они в разных жизненных обстоятельствах, но и им, существовавшим или придуманным много веков назад, для оправдания пути, который они когда-то избрали, было далеко не безразлично, как поступлю сегодня я. И точно так же, как каждый из них влиял на поведение людей из разных стран в разные эпохи, и я сегодня, приняв правильное решение или сделав верный выбор, могу вдохновить или разочаровать тех, кто был, и тех, кто будет… Это странное, мистическое ощущение взаимосвязи всех душ во времени, пространстве и человеческом воображении возникло у меня в мрачной реальности ГУЛАГа, где солидарность зэков была единственным способом противостоять миру зла»
[581].
Социальное действие может принимать многие формы, от конкретного взаимодействия с конкретными людьми до абстрактных интеллектуальных свершений. Выжившие могут фокусировать свою энергию на помощи другим, так же пострадавшим людям, на усилиях в области просвещения, права или политики ради предотвращения виктимизации других людей в будущем или на попытках призвать преступников к ответу. Во всех этих устремлениях есть нечто общее – решимость повышать осведомленность, осознанность общества в этих вопросах. Пережившие травмирующий опыт люди прекрасно понимают, что естественная человеческая реакция на чудовищные события – выбросить их из головы. Возможно, в прошлом они и сами так поступали. Выжившие также понимают, что тот, кто забывает прошлое, обречен на его повторение. По этой причине обнародование правды – общий знаменатель всякого социального действия.
Пережившие травму люди отваживаются публично говорить о том, о чем говорить не принято и невозможно выразить, так как верят, что это поможет другим. Так они ощущают свою связь с силой большей, чем они сами. Бывшая участница группы переживших инцест рассказывает, что она чувствовала после того, как члены ее группы представили просветительскую программу о сексуальном насилии сотрудникам организаций по защите детей:
«То, что мы в принципе смогли прийти к этому моменту и сделать это, – огромное чудо. Сила, которую все мы ощущали, контактируя одновременно с сорока людьми, каждый из которых коснется жизней еще стольких же детей, наполняла нас пьянящей радостью. Она почти смогла одолеть страх»
[582].
Сара Бьюэл, некогда жертва побоев, а ныне окружной прокурор по делам о домашнем насилии, считает главным смыслом своей истории то, что она принесла пользу другим людям:
«Я хочу, чтобы у женщин было какое-то чувство надежды, поскольку я прекрасно помню, как это страшно, когда никакой надежды нет; в те дни мне казалось, что выхода не существует. Я твердо уверена, что это часть моей миссии, одна из причин, по которым бог не позволил мне умереть в том браке: чтобы я могла говорить открыто и публично – и мне потребовалось немало лет, чтобы научиться это делать, – о том, как меня избивали»
[583].
Хотя суть миссии – в даянии другим, ее исполнители понимают, что делают это ради собственного исцеления. Заботясь о других, выжившие сами ощущают признание, любовь и заботу. Кен Смит, ветеран Вьетнама, который ныне является руководителем приюта и программы реабилитации для бездомных ветеранов, так описывает чувство «взаимосвязи человеческих душ», которое поддерживает и вдохновляет его:
