И еще пятнадцать человек остались на ногах – по колено в черно-красной жиже, измотанные, полубезумные, дрожащие от свинцовой усталости. Неверящими глазами смотрели они, как истаивает, отступает видение растрескавшейся равнины. Тело, бывшее вместилищем твари, валялось в грязи лицом вниз, и Стас все боялся, что оно встанет, поднимет шишкастую голову и снова, улыбаясь, взглянет на него.
А сейчас он медленно допил морс и поставил кружку на стол. «Вымою завтра», – подумал Стас, почувствовав, как внезапно навалилась усталость.
– Спать хочу… утро вечера мудренее, – бормотал он, возвращаясь в комнату, и, уже проваливаясь в сон, пробурчал: – А про бабу правильная мысль, бабу надо, старый ты дурак.
Уже совсем на грани сна что-то заворочалось в голове. Не просто так он вспомнил о том старом деле. Стас попытался сосредоточиться, но образ ускользнул, осталась лишь легкая досада.
«Завтра, завтра я обязательно вспомню, что же мне померещилось, что вспомнилось», – пообещал он сам себе.
И заснул.
На этот раз без сновидений.
Проснулся на удивление легко и сразу вспомнил ночной кошмар. Иван сидел, попивал чай, присматривался к другу. А Стас все морщился, никак не мог сосредоточиться. Эта рассеянность раздражала. Пришлось отложить нож, которым он пытался нарезать буженину, и несколько раз глубоко вздохнуть. Медленно, наполняя легкие воздухом, длинно выдыхая, так, что живот к позвоночнику прилипал.
Помогло.
– Давай, рассказывай, – убедившись, что друг полностью пришел в себя, потребовал Иван.
– Такое дело, Вань, сам не могу понять, что мне покоя не дает. Старое дело в голову лезет. – Стас соорудил наконец огромный бутерброд, осмотрел его со всех сторон, остался доволен. – Что-то в голове стучит, образы какие-то, а зачем и почему, никак не пойму. Что-то во всем этом было такое… – Он покрутил пальцами в воздухе.
– А пробовал там поспрашивать? – Иван поднял глаза к потолку.
– Да, с самого утра. Как проснулся, – пожал плечами Стас, – но сам знаешь, я ж не ведун и куда не надо не лезу. Если что сверху приходит, благодарю. А сам особо не разбираюсь…
Стас договорил и остановился. Иван смотрел на него с настороженным вниманием и молчал, боялся спугнуть.
– Вот! Ты вчера говорить начал, сам же и сказал, что ты ничего не почуял. И я вспомнил, как мы Воплощенного загоняли. Меня тогда приложило так, что я валялся без памяти, а вязальщик и вовсе чуть не помер. – Стас наставил на друга палец. – Ваня, ты понимаешь?
– Хочешь сказать, в этот раз мы должны были?..
– Конечно, непременно! Не только мы, всех знающих должно было зацепить. – Стас перебил сам себя: – Ну хорошо, пусть и не всех, пускай только самых чутких. Но полицейских слухачей и слушающих у порубежников точно. Эти должны были на ушах стоять. Тишина. Почему?
– Это ты хороший вопрос задал, друг мой, – почесал подбородок Иван.
Обсуждали долго, но так ни до чего толкового не договорились. В конце концов решили, что сидеть и рассуждать бесполезно – надо продолжать расспросы и розыски.
* * *
Время шло, о купце и Акимыче вестей не было. Иван ходил в Нижний мир, но духи-союзники помочь не смогли. Они казались какими-то встрепанными: Лис все скакал вокруг, призрачная шерсть стреляла серо-стальными искрами, но толком он ничего не сказал. Так что выход был один – перемещаться обычным способом, с помощью ног, и разговаривать так, как разговаривают друг с другом обычные люди.
Начать решили с городской полиции. Причем следовало идти не к майору, который у обоих вызывал мрачное недоверие, а к старым знакомым из «мошенников» – так издавна называли следователей из отдела по борьбе с мошенничеством. А в Москве частенько появлялись любители выманить у доверчивых вдовиц деньги за общение с покойным мужем, который («ясно вижу!») оставил деньги на черный день, да забыл место указать. Или поведать добру молодцу, что сохнет по нему красивая и богатая.
Следователи не раз обращались к друзьям за помощью в куда более серьезных делах, где было замешано самое настоящее черное колдовство. Тут уже дело касалось больших денег – например, убрать конкурента или отправить на тот свет заживающего чужой век богатого родственника некоторые тоже пробовали с помощью темных сил.
Иногда получалось.
Определенно, узнать у «мошенников», что говорят столичные стражи порядка об убийстве сослуживца, стоило из первых рук.
Где искать средь бела дня следователя-«мошенника»?
Разумеется, в «Старом доме» на Ордынке. Пока добрались, пока рассчитались с извозчиком, успели изрядно промерзнуть, так что в гостеприимное, пахнущее свежей выпечкой нутро трактира ввалились, потирая руки и мечтая о горячем чае.
Необъятный Сема сидел за своим обычным угловым столиком и был непривычно мрачен. Обычно улыбчивый и радушный, он лишь тяжело вздохнул, когда друзья подсели к нему. Иван даже спросил:
– Сема, мы некстати? Так мы уйдем, ты скажи только.
Следователь только махнул огромной пухлой рукой:
– Да что ты, Иван Николаич, присаживайся, только побегу я скоро.
– Что невесел, Семен Ильич? – решил взять быка за рога Стас. Одновременно высмотрел официанта, показал ему – мол, чайничек сюда и к чаю что положено. Ничего горячительного не хотелось совершенно, а вот чаек тут был чудесный, грех не отведать.
– Что невесел, то дела служебные, – мрачно ответил следователь. – Ты говори, зачем пожаловали.
– Семен, ты что-нибудь про убийство в доме Столярова слышал? – прямо спросил Стас. – Там вроде из ваших человека на тот свет отправили. Да и вообще, расскажи мне, что сейчас происходит. Вон депутата на мосту упокоили.
– А тебя с чего это все интересует? – Подозрителен был нынче старый знакомый, но право задавать такие вопросы имел, так что Иван, пригнувшись к нему поближе, шепнул:
– Похоже, пристегнуть нас к этому делу кто-то хочет. Пока вроде как приглашенных оформили, дескать, чтоб свое мнение сказали да смотрели, что там в тонком мире творится. Но не верится нам. Не сходится. Аккурат перед тем, как в доме у него полицейского убили, Столяров нас нанял в деле Говоруна порыться. Теперь купец в нетях, в его доме труп, а нам нехорошие вопросы задают.
Про пропавших слухачей Стас решил пока не говорить. Незачем говорить человеку то, без чего ему жить спокойнее будет.
Семен аж присвистнул. Друзей он знал давно, не раз они его выручали, а он их снабжал информацией.
– Это вы, мужики, влипли. Значит, так. Много говорить не могу, что не скажу, то додумывайте.
Он подался вперед, жалобно заскрипело кресло, качнулся стол.
– Убитый с нами по некоторым делам пересекался. Мужик он был толковый, хваткий, хоть и немного не от мира сего, честный больно. Среди нас у него врагов не было, а теперь собственная безопасность трясет и его отдел, и наш. Трясет так, что только шум стоит.
