И вот уже много лет все, кто попадал на третий этаж, для чего надо было пройти через несколько постов охраны, явных и тайных, встречали аромат трубочного табака знаменитой трубки-носогрейки Старшого.
Легендарный начальник порубежников Республики Московия с последней встречи не изменился – остался кряжистым, почти квадратным, с намертво въевшимся кирпично-красным загаром и манерой потирать широкой ладонью наголо выбритую голову.
Сейчас Старшой яростно тер затылок, морщил нос и непрерывно сопел трубкой, заполняя комнату клубами синеватого дыма.
Стас сидел в гостевом кресле в углу кабинета и молчал.
– Ну не мотай ты мне нервы, Стас Григорьич! Не моя это светлая мысль была – проверять тебя с Иван Николаичем!
– А я что, я ж молчу, – выдержав паузу, смиренно отозвался Стас. – Я ж понимаю. Я ж кто теперь – отставник. Гражданский. Деньгу зашибаю. Сам бы себя проверил.
Старшой взвыл и грохнул ладонью по столу. Стол крякнул и покосился.
– А я к тебе в гости пришел. Повидать. Посоветоваться, – так же смиренно продолжил Стас, преданно глядя на Старшого.
Старшой посопел трубкой, обошел стол, упал в свое старое продавленное кресло и откинулся, вцепившись руками в край столешницы.
– Хорош юродствовать. Знаю я тебя. Посоветоваться он пришел. Когда ты советовался? Жилы ты пришел из меня тянуть, – и, вздохнув, сдался: – Что уж там, имеешь право. Валяй!
Стас молчал, прикидывал. Ясно было, что Старшому эта история не нравилась. Но человек он служивый, связан не только присягой, но и множеством явных и тайных договоренностей, отвечает за своих людей, кому-то должен услуги, а на кого-то и зуб точит…
Спрашивать Старшого следовало осторожно. Служебную тайну он никогда не выдаст и лишнего не скажет.
Если, конечно, не почувствует явной подставы и угрозы для службы и тем более для безопасности республики.
– Ты что такой бешеный, Старшой? – спокойно спросил Стас, наконец вытаскивая из кармана коробку «Боярских». – Я вот сижу, – он улыбался, – слова худого не говорю. Я ж понимаю, служба есть служба. Нужно было меня проверить, ты и послал Федула. Убедился, что мы чистые?
И сам ответил:
– Убедился. А раз убедился, скажи мне, что все-таки происходит? Из-за чего такой сыр-бор? Понимаю, убийства с лютым чернокнижием – это дело из ряда вон и вы им заниматься просто обязаны. Но чтоб вместе с «соседями», да еще и с майором, от которого какой-то тайной службой за версту несет… Да еще и с иноками Особого приказа за компанию… Словом, – Стас подался вперед и проговорил, четко выговаривая каждое слово: – я тебе скажу, о чем мы с купцом беседовали, а ты мне честно ответишь, в какую хрень мы с Ваней вляпались.
* * *
Говорят, Таганка какой была раньше, до События, такой и осталась. Кривые улочки, стискивающие прохожих меж сумрачных стен, за которыми шла тихая, тайная, безумная и жестокая жизнь. Слухи, легенды, шепотки… Провалы подворотен и маковки древних церквей, равнодушно взирающих на суету внизу. И постоянное ощущение взгляда в спину.
Таганка с ходу давала понять незнакомцу, что он здесь чужой. И только от сообразительности гостя зависело, выберется он живым или так и канет в переулках, которых нет ни на одной карте.
Иван тронул возницу за плечо и, расплатившись, спрыгнул на тротуар. Случайный наблюдатель подумал бы, что он плутает по переулкам, не зная дороги, пытается выбраться в знакомое место, найти хоть какие-то знакомые приметы. Но он помнил каждый поворот, каждую выбоину на стенах, каждую трещину на тротуаре.
Шагнул в арку, ведущую во двор, и шаги гулко забухали под низким сводом. Следом нырнули двое – с характерной разболтанной походкой, в низко надвинутых на лбы мохнатых шапках и коротких полушубках. В таких и убегать, и драться удобно. Парочка ускорила шаг, догоняя ничего не подозревающую жертву. Глазами они уже цепко обшаривали долгополую шубу – куда бить так, чтоб не попортить хабар. Третий грабитель шагнул со двора, перегораживая проход.
– Слышь, дядя, а ты чё тут делаешь? – с растяжечкой проговорил он, поигрывая внушительным ножом.
Ответ прозвучал из-за спин его сообщников, из непроглядной холодной темноты.
– Дорогу ищу, паренек. Не подскажешь?
Парни в полушубках лихорадочно завертелись, пытаясь увидеть того, кто должен был стать их добычей.
Иван сделал пару шагов навстречу и остановился, не вынимая рук из карманов шубы.
Шаги под аркой затихли, темная фигура, застывшая между грабителями, растаяла. Несвятая троица топталась в нерешительности. Они уже поняли, с кем имеют дело, и теперь Иван ясно ощущал волны страха – темного животного страха, какой исходит от бродячих собак. Слабенько пульсировали дешевые амулеты от сглаза – они имелись у всех троих, но защитить могли разве что от случайного косого взгляда, брошенного собутыльником во время попойки.
– Шли бы вы отсюда, ребята. Дорогу загораживаете, – и, словно забыв о том, что под аркой есть кто-то кроме него, Иван пошел вперед.
Они расступились, пропуская ведуна, и исчезли так же незаметно, как и появились.
Остановившись посреди двора, Иван задрал голову, глубоко вдыхая воздух, впитывая настрой этого места.
Якут был здесь и знал, что ученик идет. Ждал. Вязальщик задумался, не он ли устроил встречу с грабителями?
Кто-то знал его как Якута, кто-то как деда Алексея, кто-то звал Шаманом. Первый раз Иван увидел его среди развалин маленького городка в излучине Волги, в местах мертвых и проклятых. Но у десятилетнего Вани выбора не было – его неумолимо догоняли охотники клана Белых голов, от которых малолетний строптивый раб сбежал с исполосованной спиной. Куда больше горящей спины досаждали жуткие видения, которые насылали колдуны белоголовых. Приходилось время от времени забиваться в какое-нибудь тихое место и неподвижно лежать, представляя, что его тут нет, а вместо него бежит по холмам золотистый Лис и уводит за собой кошмары.
Иван увидел этого человека, выбежав на желтую, засыпанную песком улицу, залитую безжалостным белым светом.
Когда-то передняя стена здания была стеклянной, но остались от нее только проржавевшие до состояния бурого кружева переплеты. Над входом сохранились выцветшие буквы: «Р С РА». Внутри виднелись несколько стульев да скособоченная стойка.
Прямо на полу сидел человек в странной одежде, какую Иван видел только на картинках, которые попадались в старых развалинах. Рабов гоняли туда разгребать завалы, искать все, что могло оказаться ценным. Одежда незнакомца была выцветшей, но неестественно чистой. Легкий полотняный пиджак, свободного покроя брюки и светло-коричневые туфли, которые показались беглецу верхом нелепости – где в таких ходить, развалятся же сразу?
Человек сидел на полу, плавно водил руками и улыбался чему-то непонятному. Он взглянул на замурзанного задыхающегося звереныша, и губы его тронула улыбка. В голове Иван услышал чужой голос: «Иди сюда, мальчик. Не надо стоять посреди улицы».
