Стас очень медленно поднял руки и тихо сказал:
– Парни, а проводите-ка нас к Старшому, только тихо.
* * *
Парни оказались сообразительные, провели напарников сразу к дежурному смены, который Стаса помнил, а потому затолкал друзей в каптерку, приказал не высовываться и ушел.
Пока шли по двору, Стас ошалело крутил головой, но вопросов не задавал. Дерево во дворе штаба выворотило взрывом, сам штаб основательно прокоптило, окна третьего этажа глядели пустыми проемами. Кусок стены угловой комнаты выбило, и Стас охнул – как раз там сидела дежурная смена слухачей.
Сейчас он слушал Старшого и, сдерживая злость, крутил в руках нож. Иван сидел на продавленном диване неподвижно и, казалось, полностью ушел в себя. На самом деле это было не так. Он ловил каждое слово.
– Что же это, я поверить не могу, среди бела дня! – кипятился Стас. Было отчего. Подобной наглости не ожидали. Порубежников спасло то, что нападение началось как раз в пересменок, – бодрствовали сразу две смены, а третья еще не успела устроиться на отдых. И, конечно, то, что на ногах был Старшой, который успел буквально выдернуть из спальни жену и закинуть в подвал. Три минуты спустя в окно их домика влетела граната.
Нападавшим удалось выбить подогнанным древним грузовиком ворота и на несколько минут занять двор штаба.
– Они знали, точно знали, где у нас что! Прицельно били по окнам связистов, по оружейке, по моим окнам! – монотонно хлопал могучей ладонью по столешнице Старшой. Доски прогибались, стол поскрипывал.
Долго боевики не продержались. Порубежники быстро перегруппировались и ударили так, что нападавшие откатились, а в тыл им врезались подоспевшие патрули, которые окончательно рассеяли боевиков по близлежащим переулкам.
– Похоже, для них главное было шороху навести, – успокоившись, сказал Старшой. – А еще – обрубить нам связь. Видимо, кровь из носу нужно было похоронить сообщение, которое мне доставили незадолго до нападения.
– Что за сообщение? – внимательно посмотрел на Старшого Стас.
Старшой колебался – оно и понятно, служба. Но махнул рукой и рассказал.
Друзья слушали молча, только Иван разок присвистнул в своей раздражающей манере.
– Разговор свой с Шаманом помнишь? – повернулся к другу Стас. – Вот, похоже, и еще один подарочек они подобрали.
Теперь уже Старшой вопросительно смотрел на друзей. Пришлось Ивану рассказывать.
Разговор затягивался.
В дверь стучали, адъютант уже в голос орал, что Старшой занят, потерпите же вы! Дверь тихонько затрещала – похоже, бедолагу к ней крепко прижали, задушенным голосом он сипел, что пущать не велено.
Старшой крякнул, подошел к двери, распахнул, коротко рявкнул.
Закрыл дверь, вернулся и снова сел за стол.
Иван закончил рассказ.
– Так, подытожим, – Старшой забарабанил пальцами по столу. – Судя по тому, что в Москве творится, да и по сообщению из Ярославля, противник у нас мощный, и он перешел к активным действиям. Самое поганое, что у него есть пособники в самых верхах.
В дверь застучали. Колотили мерно и настойчиво.
Старшой снова прошел через комнату. На пороге выслушал гонца, молча кивнул, потом бросил кому-то:
– Дай мне еще десять минут.
И в который раз запер дверь.
– Пока мы с вами отбивались, был взрыв и пожар в здании полиции. Да, в главном, – предупредил он вопрос Ивана, – погибло два человека, угадайте, что выгорело?
– Что тут гадать, архив и выгорел, – пожал плечами Стас.
Старшой отрицательно мотнул головой:
– Не-а. Кабинеты групп, которые занимаются Говоруном и убийством Загорцева. Вот прямо сейчас доложили. Разумеется, полиция на ушах, просит подмоги.
– Старшой, ты ж понимаешь, что это значит? У нас не просто крот, а целая стая, – выпалил Стас.
– Понимаю, Стас, понимаю, – похлопал его по плечу Старшой, – потому и рассказываю все как на духу. Решим так: вы занимайтесь тем, чем должны. Чем именно, даже спрашивать не буду, чтоб из меня не вынули, случись беда. Связь держим через Федула, я ему сейчас все объясню. Похоже, кроме вас верить можно инокам Особого приказа, во всяком случае пока. Они мне про Ярославль весточку отправили. Если что узнаете, сообщайте, будем вместе думать, что делать.
И, выглянув в коридор, рявкнул:
– Федул! Бегом ко мне!
Вошедший порубежник не успел даже рот открыть, увидев Стаса.
– Потом пообнимаетесь! Сейчас проводишь его в мою личную каптерку, понял? Пусть берут, что надо. Одежку потеплее да поудобнее выдай, а то им на улицу не выйти. Всё, други, бывайте.
Старшой открыл неприметную дверь, что притаилась между шкафами, и друзья двинулись вниз по узкой лестнице вслед за Федулом – снаряжаться.
* * *
Старшой не обманул – снарядили их так, что можно было отправиться и в хороший трактир, и в засаду посреди заснеженного леса или, что вернее, среди ночных засыпанных снегом домов.
В Управление попасть не удалось – их завернули хмурые уставшие городовые, даже разговаривать не стали. Смотрели с подозрением, и друзья решили не настаивать. Хотя порасспрашивать Необъятного очень хотелось.
За одну ночь праздничный город с гирляндами через улицы, с подъездами, украшенными еловыми ветками и разноцветными шарами, с разрисованными окнами домов превратился в хмурого затаившегося перепуганного зверя, готового исторгнуть из себя вереницу убегающих людей с наспех собранным скарбом или взвиться, готовясь к схватке не на жизнь, а на смерть.
Окна занавешены, у подъездов толкутся вооруженные мужики, у домов побогаче – дворники, а то и охранники. Лавки открыты, но в них пусто, лишь скучают за прилавками приказчики, даже на тротуар не выходят – нечем заманивать прохожих. Ходят настороженные нервные патрули, готовые заломить руки любому, кто не так глянет.
С горя решили заглянуть в любимый трактир Необъятного и неожиданно обнаружили его там. С перевязанной кистью, взъерошенного и красноглазого.
Следак обрадовался, облапил по очереди Стаса и Ивана.
Достаточно было сказать: «Ну что?» – и его прорвало.
Семен нервничал, от этого ел еще больше, хватал толстыми проворными пальцами гордость трактира – крохотные подкопченные сосиски, макал их в сладкую горчицу, запихивал в рот, шипел, обжегшись, запивал холодным темным пивом и говорил не останавливаясь.
Друзья не перебивали. Сема был следователем опытным, толковым, но в такой переделке оказался первый раз. До сего дня его подследственными все больше были тихие аферисты, хитровыделанные купчики и прочая чистая и спокойная публика.
Вчера же пришлось вытаскивать из огня папки с оперативными делами, бежать к выходу; обливаясь потом от жары и ужаса, слушать, как трещат и рушатся перекрытия.
