«– Это что еще за новость?
– Не новость, а воровство, – сказал официант нравоучительно, – надо сознательность иметь, гражданка.
Я дала ему паспорт, а в обмен он принес мне сильно помятую оловянную ложку. Есть селедку оловянной ложкой было очень противно с непривычки и как-то унизительно. Но я ела и думала о том, какая я несчастная, вконец замотанная женщина. А главное, дома никто не оценит моих героических усилий с миногами и даже не заметит их.
Для чего я стараюсь? Конечно, за столом будут пить мое здоровье; Алеша первый подымет тост за Бубу {Еще одно «домашнее» имя Натальи Васильевны. – Е. П.} самоотверженную, и все его шумно подхватят. Миноги будут скользить по пьяным глоткам, как по маслу. Нет, это не стоит затраты сил. Я устала».
В довершение всего, поезд оказывается битком набит гостями Толстого, теми самыми, которых он пригласил «на миног», и смущенной Наталье приходится отворачиваться к окну, чтобы ее не узнали – она понимает, что ее несчастный вид нарушит всю атмосферу праздника. Но когда ужин удался, Алексей Николаевич поднял тост «за Бубу героическую», потом пьяный и «трогательно добрый и кроткий» дал уложить себя на диване в кабинете, и Наталья Васильевна понемногу успокаивается. В конце концов Толстой давно сказал ей, что она – женщина-синица, которая самоотверженно вьет гнездо и находит именно в этом свое альтруистическое счастье.
Теперь приходит время для горьких вопросов: «Я спрашивала себя: – если притупляется с годами жажда физического насыщения, где же все остальное? Где эта готика любви, которую мы с упорством маниаков громадим столько лет? Неужели все рухнуло, все строилось на песке? Я спрашивала в тоске:
– Скажи, куда же все девалось?
Он отвечал устало и цинично:
– А черт его знает, куда все девается. Почем я знаю?»
И как это свойственно женщинам, во всем винит себя: «Это было наше последнее лето, и мы проводили его врозь. Конечно, дело осложняла моя гордость, романтическая дурь, пронесенная через всю жизнь, себе во вред. Я все еще продолжала сочинять любовную повесть о муже своем. Я писала ему стихи. Я была как лейденская банка, заряженная грозами. Со мною было неуютно и неблагополучно».
Четвертая графиня
Кажется, Алексей Николаевич одно время увлекся Надеждой Алексеевной Пешковой, невесткой Горького, которую тот ласково называл Тимошей. С ней он встречался во время поездки в Сорренто в 1932 году и летом 1935 года. В этом нет ничего странного, ею увлекались многие. Слухи даже записывали в число ее поклонников Генриха Ягоду и… самого Алексея Максимовича. Как хорошо, что в мою задачу не входит разбираться в достоверности этих слухов. В любом случае, какие бы надежды ни возлагал на эти отношения Толстой, получился один из тех кратких «курортных романов», которые даже мораль XIX века не считала чем-то серьезным, наносящим ущерб семейным отношениям.
Из-за границы, из Парижа Толстой привез Гаяну, дочь Елизаветы Кузьминой-Караваевой, «коммунистку», как утверждал Алексей Николаевич. Гаяна поступила на Путиловский завод, сильно уставала на работе. Как признается пасынок Толстого Федор: «Она вставала в пять часов утра, возвращалась домой измученная. Часто по вечерам она подолгу молча сидела на ступеньках нашей террасы. Как на заводе, так и у нас в семье мало кому до нее было дело». В самом деле дом был большой и беспокойный. Туда переселились тетка Мария Леонтьевна с Марьяной, старшей дочерью Толстого. Даже просто накормить всех обедом в будний день – это целая кампания, в которой задействованы многие (в том числе – повариха и горничная), и за всем нужен присмотр.
Отношения Алексея Николаевича и Натальи Васильевны неустойчивые, дети недовольны родителями, Мария Леонтьевна с тревогой следит за ними, и заботиться о «приемыше» некому. В конце концов Гаяна вышла замуж, чтобы уйти из дома Толстого, и вскоре умерла – то ли от болезни, то ли от последствий аборта.
Марьяна, старшая дочь Толстого, тоже вскоре покинет дом и выйдет замуж за комбрига Евгения Александровича Шиловского (первого мужа Елены Сергеевны Булгаковой). Таким образом, Шилов приобрел славу прототипа мужа Маргариты из романа Булгакова и одновременно – прототипа Рощина в последнем томе «Хождения по мукам».
Оба супруга благополучно переживут Великую Отечественную войну, у них родится дочь, Марианна, она станет доктором технических наук, профессором Московского института стали и сплавов и возглавит кафедру общей химии Московского авиационно-технологического института имени К.Э. Циолковского.
А пока роман Толстого с Людмилой Ильиничной Баршевой становится неизбежным. Она действительно была молода, всего 19 лет, но уже успела выйти замуж за писателя Николая Баршева – по воспоминаниям современников, «полного и добродушного» – и разочароваться в своем браке.
Федор Крандиевской
[104] вспоминает: «Это маме пришла в голову идея предложить Людмиле Баршевой взять на себя обязанности секретаря. Людмила жила со своей матерью во дворе какого-то большого дома на Невском проспекте. Где-то служила. Она принадлежала не к поколению родителей, а к нашему поколению, была на тридцать лет моложе мамы. С детских лет она дружила с моей женой Мирой Радловой. Это была интеллигентная женщина, близкая литературе. Все считали эту кандидатуру очень удачной».
Толстой очень быстро стал проявлять к ней интерес, и она легко ответила на его чувства. Кажется, она некоторое время сомневалась, не вернуться ли к Баршеву, во всяком случае Алексей Николаевич писал ей: «Мика, вы хотите сломать себе крылья и биться в агонии. Когда столько сомнений, столько противоречий, – начинать ли жизнь с ним, – тогда можно только надеяться: – стерпится, слюбится. Но это разве то, на что вы достойны: умная, талантливая, веселая (это очень важно – веселая!). Веселая, значит протянутые руки к жизни, к свободе, к счастью. Мика, целую ваше веселое девичье сердце. Мика, я очень почтительно вас люблю. Я всегда буду сидеть позади вас в ложе, глядеть на вашу головку. Мика, клянусь вам, в вас я первый раз в моей жизни полюбил человека, это самое чудо на нашей зеленой, скандальной, прекрасной земле. Мика, пройдут годы, меня уже не будет, рядом с вами будет бэби, мое дитя от вас, – дочь, – из вашего тела, из вашей крови, и в сердце ее будет биться моя любовь к вам». И подписал письмо: «Ваш нареченный муж А. Толстой».
Л.И. Баршева
В октябре 1935 года они узаконили свои отношения. Вскоре они уехали в «свадебное путешествие», а потом Людмила поселилась в Царском Селе уже на правах жены Алексея Николаевича. Конечно, такая стремительность и самому Толстому казалась некрасивой, и он поспешил объяснить Наталье, что она во всем виновата сама. Ну и немного – ее старший сын.
