После этого я, пользуясь наличием звукозаписи, во всю свою громкость объявил, что любые попытки коммуникации — до предъявления мне моего адвоката, в соответствии с конституцией — буду считать прямым и неприкрытым давлением на несовершеннолетнего.
Джи-ти-груп, опираясь на закон о местном самоуправлении (и являясь кандидатом на выборах), будет подавать иск на каждого, персонально.
_______
— Не ждал? — по ту сторону стекла весело, как ни в чём ни бывало, ухмыляется Сёгун.
— Честно говоря, именно тебя — и близко не рассчитывал увидеть, — даже не пытаюсь стереть удивление с лица, когда сажусь напротив него на стул без спинки. — Во всяком случае, на данном историческом этапе.
— ПОЛЧАСА! — объявляет охранник, после чего тупо уходит из помещения.
При этом он старательно закрывает дверь снаружи на какие-то ручные архаичные запоры.
— Хренасе, а так что, тоже можно? — удивлённый толстяк провожает служащего взглядом. — По идее, кто-то же постоянно должен присутствовать! Я знаю, о чём говорю!.. — он осекается, но общий контекст рассуждений понятен.
С учётом его рода занятий.
— Ну, видимо, нам с тобой делают поблажку, — пожимаю плечами. — Слушай, не скажу, что я рад или не рад тебя видеть, но не могу не спросить: цель твоего визита какая? Попутно учти: там, где меня держат, видеокамер вроде бы нет. Но звуки записываются от и до. Не точно, но очень вероятно. Предполагаю, здесь аналогично. Хотя одна камера точно есть, мне тебя показали.
— Откуда знаешь о записи звука? — бывший борец мгновенно напрягается.
Расслабленную улыбку с его лица словно губкой стёрли.
— Сориентировали, — указываю взглядом на дверь, в которую вышел человек в форме. — А что, это как-то связано с твоими интересами?
— Кое о чём говорит, — уклончиво отвечает чужой оябун. — Погоди, дай переварю… Так, слушай, а чего ты-то такой спокойный?! Как удав?!
— Ты заметил, что задал мне уже два вопроса? Не ответив на мой самый первый?
— Хм. Хорошо. Цель моего визита: навести мосты с тобой лично, по-новой. С учётом изменений, эм-м-м… в общем, с учётом всех изменений! Пообщаться хочу, чтобы выяснить твои планы. И с ними состыковаться.
— И всё?
— Не всё. Ещё — прикинуть, каким образом и к чему их можно интегрировать. — На его лицо снова наползает маска олимпийского спокойствия.
— А если я не захочу поднимать эти темы? — улыбаюсь, забрасывая ногу на ногу. — И если мне не нужно ни с кем интегрироваться? Слушай, мы вроде как лично уже и не враги, но тебе не кажется странным твой собственный вопрос? С чего я буду с тобой откровенничать?
— Правила. Соблюдаем правила? — он кладёт на стол растопыренную пятерню, будто в ритуальном жесте. — Отец или Томиясу не рассказывали канон? Мы сейчас формально в одном ранге. Я оябун, ты тоже; почему не поговорить нормально?
— А-а-а, в этом смысле, — такая мысль мне в голову не приходила (по причине отсутствия опыта).
Рядом с его рукой кладу свою:
— Хотя и всё равно не до конца понятно, зачем тебе это нужно.
— Я успел первым? К тебе до меня никто не приходил? — сейчас невозмутимым он не выглядит.
— Были двое китайцев. Консул и ещё кто-то.
— Что ты им ответил? Что они предлагали? — молниеносно реагирует здоровяк.
— Сёгун, давай по правилам, — смеюсь. — Сам же предложил! Один вопрос от тебя — один вопрос от меня.
— Да это всё один вопрос и есть, сейчас поймёшь. Так что ты китайцам сказал?!
— Ничего.
— Совсем ничего? — он требовательно смотрит мне в глаза, не мигая.
— Я к ним даже выходить не стал, — снова пожимаю плечами. — Это вообще какая-то дикость. Начать с того, что сюда не пустили ни моего адвоката, ни мать, ни мою пиар-менеджера.
— Пиар-менеджер тут каким местом?! — бывший спортсмен искренне удивляется, загибая при этом палец на память. — По остальным пунктам пока понятно.
— А у неё на руках доверенность моего законного представителя. Если мать в больнице либо с сестрой, то из взрослых остаётся только Вака, — поясняю не ахти какой секрет. — Кто может меня представлять перед лицом юстиции.
— А-а-а, дошло. — Сёгун расслабляется. — Можешь успокоиться, я не думаю, что их не пустили. Если даже меня сюда пустили с половины пинка! Скорее всего, они ещё просто не доехали из тюрьмы: о твоём местонахождении только часа полтора назад объявили. По тебе нет ограничений на твои посещения.
— Что за другая тюрьма? — ему удаётся снова меня озадачить.
— А где ты, по-твоему, находишься?! — веселится толстяк.
— Думал, именно там, откуда, говоришь ты, ещё не доехали родственники. В той самой тюрьме. Поскольку суда ещё не было, то… — называю заведение, где содержится до приговора опасный элемент.
Что-то типа следственного изолятора.
— Не-а, — он весело качает головой. — Ты сейчас в подвале архива парламента.
— Так вот почему камера без санузла… Но место неожиданное.
— Угу. Ладно, сейчас начну отвечать на твои вопросы, но ты ещё кое-что скажи перед этим. Почему ты такой спокойный? Ну реально?
— Время работает на меня. Смотри, с площади увезли сюда без сознания, так? Медицинская помощь не оказывалась…
— Откуда знаешь??? Если был без сознания???
— Таблетка, — хлопаю себя по животу. — Она пишет, даже когда меня нет.
— А-а.
— По закону, меня могут держать не более трёх часов. Затем либо отпускать на все четыре, либо — срочное заседание суда по мере пресечения. Сама мера должна быть вынесена не позднее тех самых трех календарных часов с момента задержания.
— И? — он словно аудитор, придирчиво сличающий план с фактом.
— Ну я здесь уже много больше. Если считать дорогу с площади, то почти десять часов. Говоря прагматично, происходит что-то экстраординарное. Теперь надо или убить меня, чтобы рта не раскрывал — вместе с роднёй и близкими; или…
— Всё так, — Сё подбирается, старея на глазах лет на десять. — Теперь мои ответы на твои вопросы.
— А ничего, что я их ещё не задал?
— Чтоб задать точный вопрос, нужно знать часть ответа. А ты здесь в вакууме половину суток; стало быть, новостей не знаешь, — простенько поясняет он. — Если даже твои не сориентировались и до последнего момента требовали встречи с тобой по адресу того самого заведения, что ты назвал.
— А ты сюда как успел? Ты меня больше родни, что ли, любишь?
— А я не в метро ехал, — веско роняет бывший борец, продолжая сверлить меня взглядом.
— Мои тоже вряд ли автобусами перемещаются.
— Вертолёт. Я уже десять часов перемещаюсь по Токио исключительно съёмочным вертолётом Хейдуги.
