В феврале 1985 г. Д. С. Чернавский привез от Сахарова для В. Л. Гинзбурга запечатанный конверт, в котором, наряду с прежним, было еще одно письмо А. П. Александрову и снова пакет для Биргера. Письмо Александрову Виталий Лазаревич снова ему отвез и отдал лично в руки, а конверт «для Биргера» руководство отдела решило не передавать, полагая, что это может поставить под удар весь Отдел теоретической физики ФИАНа. Евгений Львович Фейнберг отдал мне его под великим секретом в декабре 1985 г. – уже после победы Сахарова, когда Елена Георгиевна Боннэр уже вылетела в США. С помощью цепочки друзей, конечным звеном которой был Наум Натанович Мейман и его жена Инна Мейман, оно все-таки попало в США в январе 1986 г.; Елена Боннэр включила письмо Александрову с описанием мучений Сахарова в больнице в мае 1984 г. в свою книгу «Постскриптум», написанную в Америке после операции на открытом сердце. Книга эта тогда же была издана во многих странах на многих языках – внимание мира к судьбе Сахарова было колоссальное.
Подробнее об эпопее с этими письмами Сахарова см. в статьях В. Л. Гинзбурга, Е. Л. Фейнберга и в моей в книге «Он между нами жил» [5].
26 февраля, на следующий день после возвращения физиков от Сахарова, я, как обычно, пришел в ФИАН на «вторничный» семинар и, встретив случайно на лестнице Д. С. Чернавского, естественно, задал вопрос: «Как там?» «Андрей Дмитриевич намерен снова голодать и собирается выйти из Академии, если Елене Георгиевне до 10 мая не дадут разрешения на поездку за рубеж для лечения… Все это безумие, ужас какой-то», – почти с отчаяньем ответил Дмитрий Сергеевич. Да, это действительно был ужас. Но ужас был и в том, что об этом ужасе никто не знал. Наш разговор был один на один, и это была единственная конкретная информация из Горького за очень долгий срок. Из разговора с Чернавским я понял, что Сахаров открыто, вслух и очень настойчиво говорил о своих планах. А раз А. Д. не скрывает это от КГБ, значит, он очень заинтересован, чтобы мир о его намерениях узнал.
Я пошел к человеку, с которым мы в течение ряда лет вместе принимали решения по этим чрезвычайно ответственным вопросам, – к Маше, Марии Гавриловне Петренко-Подъяпольской. Мы сочинили короткий текст: «Из кругов правозащитников в Москве стало известно…» – и не сразу, а недели через три (чтобы никто не подумал на фиановцев) Маша забросила его в прессу. Было это тоже не просто. Но попало оно вовремя – к Пятым международным «Сахаровским слушаниям» в Лондоне, 10–11 апреля 1985 г., на открытии которых Симон Визенталь сказал, что поступившее из Москвы сообщение о намерении академика Сахарова выйти из Академии и снова объявить голодовку означает, что он не сломлен, что он продолжает борьбу.
Елена Боннэр («Постскриптум» [28]):
«Это был короткий, пасмурный, с мокрым снегом день. Чего можно ждать от погоды в конце ноября? (1984 г.) У меня сильно болела спина. Мы доехали до кинотеатра – билеты были только на 19 часов, а было около 17-ти. Вернулись в кафе на площади. Что-то там поели – когда вышли, машина была как мертвая. Что они успели с ней сделать? Мы не сомневались, что это был первый ответ на разговор Андрея с коллегами, на то, что он снова собирается действовать, чтобы решить проблему моего лечения. Мы оставили машину, где стояла. Назавтра Андрей привезет ее. На такси доехали до кинотеатра. Смотрели фильм “Чучело” Ролана Быкова: плакали, ужасались, страдали. Этот фильм – одно из больших событий советской жизни последних лет. Вышли потрясенные. А я не могу идти – спина отказала. Я стояла, прислонясь к стене, Андрей ловил такси, гебешники злились, что из-за нас торчат под мокрым снегом. Наконец, машина есть. Водитель – женщина. Когда Андрей сказал, куда ехать, спросила: “Это там, где живет Сахаров?” – “А это он и есть”, – ответила я. Мы разговорились, и неожиданно, после всех погромов и угроз, спровоцированных Яковлевым, она – эта женщина – была другая, и отношение ее к нам другое, и меня она до слез растрогала, сказав: “Да ведь видно, как вы друг друга любите. Мне самой скоро 60 – пенсионерка уже, это я свои два законных месяца отрабатываю, и я сразу вижу, что по-хорошему все у вас”. Я часто эти годы вспоминаю ее “по-хорошему”.
С этой поездки началось мое зимнее 1984–85 гг. ухудшение с сердцем. После нее же я (как ссыльная) получила предупреждение, чтобы не выходила из дому после восьми вечера.
Из письма Сахарова в Ньютон (пригород Бостона, США) 15 января 1985 г.: “…Как мы живем? Трагически (трагично). Заживо погребенные. И в то же время, как это ни странно звучит – счастливо. 7-го отметили 13-летие официальной свадьбы, все было честь-честью, угощение на двоих – Люся постаралась (торт и ватрушка, “гусь” (т. е. курица) с яблоками, наливка), 13 свечей красивым углом. Каждая открытка Руфь Григорьевны, каждый снимок – большая радость для нас. Целуем вас. Будьте здоровы. Целуйте от нас младших. Люся каждый день перед сном 11 раз стучит по дереву, с мыслью о вас, поименно вспоминая и желая добра. Целую. Андрей”».
Раздел V. Перестройка. 1985–1988
Глава 28. Ссылка-5. 1985–1986
Последняя голодовка: апрель – октябрь 1985 г. Победа! Полгода в «одиночке», визиты физиков, «Испарение черных мини-дыр». Письмо Горбачеву об освобождении узников совести. Чернобыль. Горький, июнь – декабрь 1986 г.: возвращение Елены Боннэр («мышеловка захлопнулась»), Миша Левин, гибель Анатолия Марченко, звонок Горбачева и конец ссылки
Последняя голодовка: апрель – октябрь 1985 г. Победа!
Хроника 1985 г. Справка Архива Сахарова в Москве, включая описание рассекреченных документов Политбюро ЦК КПСС и КГБ СССР:
14 февраля. В. Чебриков информирует о продолжающихся попытках Сахарова добиться разрешения на выезд за границу для Е. Г. Боннэр.
Чебриков рекомендует «ограничиться информированием членов Президиума АН СССР о заявлении Сахарова».
Сахаров:
Январь – март. Отправляет президенту АН СССР А. П. Александрову копию своей надзорной жалобы по делу жены, копию прошения Боннэр о помиловании. В сопроводительном письме подтверждает свое решение о выходе из Академии 15 апреля при отсутствии разрешения поездки.
Пишет начальнику теоротдела ФИАН В. Л. Гинзбургу с просьбой передать свое письмо А. Александрову адресату.
16 апреля. Начинает новую голодовку.
Регулярно предпринимает попытки передать информацию о себе через разных людей. Одно письмо было озвучено в мае по западному радио.
Е. Боннэр ведет переписку. Все ее письма и телеграммы после подделок КГБ дезинформируют адресатов.
Хроника:
10–11 апреля. В Лондоне проходят Пятые международные «Сахаровские слушания».
13 апреля. Председатель КГБ В. Чебриков информирует о намеченной на 16 апреля новой голодовке Сахарова.
Чебриков рекомендует: «…поместить (Сахарова) в больницу, изолировав от Боннэр, и взять под контроль опытных, уже знающих особенности его организма врачей. Учитывается при этом, что третью длительную голодовку за последние годы Сахаров в силу возраста и общего состояния здоровья будет переносить сложнее».
