Потом мы, взявшись за руки, бежали через поле, на другой стороне которого были райсовет и ЗАГС»), вызов в аспирантуру ФИАНа и три года занятий любимой фундаментальной физикой.
Раздел II «Бомба и власть. 1948–1967» – о первом чуде Сахарова, когда обыкновенный научный сотрудник стал центральной фигурой советского термоядерного проекта, значимой для всех сменявших друг друга лидеров СССР. Здесь же о первых неизбежных конфликтах с этой властью.
Раздел III «Спасение человечества и права человека. 1968–1975» – от «Размышлений» 1968 г. до Нобелевской премии мира 1975 г. Результатом деятельности Сахарова и его друзей-правозащитников стало историческое чудо: права человека обрели статус значимого фактора мировой «большой политики». Предложения Сахарова внимательно изучаются руководством СССР, некоторые реализуются, другие, касающиеся гуманизации и либерализации внутренней политики, игнорируются, сам Сахаров подвергается травле в советских СМИ, но при этом удивительным образом остается неприкосновенным. В эти годы: смерть Клавы Вихиревой (март 1969 г.) и брак с Еленой Боннэр (январь 1972 г.)
(«…наши с Люсей жизненные пути слились, дальше о них можно рассказывать вместе»), в 1975 г. Нобелевская премия мира.
Том второй «Правозащита и политика: непрошедшее прошлое»
Раздел IV «Будни правозащиты, “закручивание гаек” и ссылка, афганская война и безумство европейской ядерной гонки. 1976–1984». Эти годы вмещают много невероятных событий. И снова Сахаров – неразрешимая проблема для советской власти. Парадокс: решение Политбюро ЦК КПСС о ссылке Сахарова «в целях предупреждения… его преступных контактов с гражданами капиталистических государств» (январь 1980 г.), ставшее фикцией, поскольку Елене Боннэр было разрешено ездить из Москвы в Горький и обратно (до мая 1984 г.). В этот же период – эпопея написания и спасения «Воспоминаний» Сахарова, ставших основой и этой книги.
Раздел V «Перестройка. 1985–1988». Длительные голодовки: «…я не хочу быть живым трупом». Снова победа, возвращение из ссылки (декабрь 1986 г.). Сахаров и два чуда перестройки.
Раздел VI «Сахаров – публичный политик: уроки на настоящее и будущее. 1989 г.». Задача: как вытащить страну из тоталитарной бюрократической трясины, «народ оказался живым».
В эпилоге – о возможных причинах смерти Сахарова, всенародное прощание, религиозность Сахарова и Эйнштейна, Сахаров и наше непростое сегодня, Сахаров о молодежи.
Б. Альтшулер, февраль 2021 г.
Том 1
От водородной бомбы до Нобелевской премии мира
Раздел I. Начало:
Семья, детство, учеба,патронный завод, чистая наука.
1921–1947
Глава 1. 1921–1937
Родители, предки, П. Н. Лебедев, детство, книги, опыты, школа
Сахаров:
«Моя мама Екатерина Алексеевна (до замужества Софиано) родилась в декабре 1893 года в Белгороде. Мой дедушка Алексей Семенович Софиано был профессиональным военным, артиллеристом… Среди его предков были обрусевшие греки – отсюда греческая фамилия Софиа-но… После японской войны вышел в отставку со званием генерал-майора, потом вновь вернулся на действительную службу в 1914 году… Никогда не болея, он скоропостижно скончался в возрасте 84-х лет в 1929 году. Это была первая смерть родственника в моей жизни, но проблема смерти уже и до этого волновала меня – она казалась мне чудовищной несправедливостью природы…
Семья отца во многом отличалась от маминой. Дед отца Николай Сахаров был священником в пригороде Арзамаса (село Выездное), и священниками же были его предки на протяжении нескольких поколений. Один из предков – арзамасский протоиерей».
Из воспоминаний Н. Н. Райковской (1865–1950), сестры деда А. Д. Сахарова, об их отце, прадеде Андрея Дмитриевича, Николае Ивановиче Сахарове (воспоминания написаны в 1948 г., [6], с. 241–261):
«…Теперь перехожу к своей родной семье. Прежде всего с любовью и глубоким уважением остановлюсь на светлых образах своих отца и матери. Это были в полном смысле слова хорошие люди. Свою сознательную жизнь они начали в светлую эпоху шестидесятых годов, лучшее время царской России, и прожили свою долгую жизнь по ее заветам, скромно и просто, без заскока в сторону и отклонений, отнюдь не придавая особого значения своему труду и честному отношению к людям.
Отец начал свою духовную карьеру 19 лет… Он был и оставался до конца дней своих очень добродушным и скромным человеком. В его молитвеннике, который он всегда носил с собой везде в кармане, была надпись на первой странице: “Никого не оскорбляй”. Как я понимаю, это значило: не делай никому скорби, горя. Таким он был и таким оставался в памяти знавших его. Не помню, чтобы он много читал, скорее, как говорится, “почитывал”. О политике он говорил обычно мало. Ретроградом не был. Помню, нам, уже подросткам, с мастерством и сочувствием читал “Письма к тетеньке” Салтыкова-Щедрина в “Отечественных записках”, и как он был огорчен и возмущен, когда журнал этот в 1884 году закрыло правительство. Любил он Лескова и его “Соборян”. В “Анне Карениной” особенно высоко ставил тип Левина. Но вообще Толстого не особенно любил за его толкование религии и опрощение. Кажется мне, он считал все это: и непротивление злу, богоискание, отщепенство от церкви и потому и шитье обуви просто блажью и объяснял гордостью. Сам он был простой и предпочитал простоту.
Он и умер так же спокойно и просто в 1916 году, не причиняя никому хлопот и беспокойства, как жил… Хоронили его удивительно и как-то особенно хорошо. У него, этого немудрого старика, было много духовных детей: за несколько лет перед тем Нижегородское городское и пригородное духовенство выбрало его духовником».
Сахаров:
«Мой дед Иван Николаевич Сахаров был вторым ребенком в семье (1860–1918. – Ред.) и единственным, получившим высшее (юридическое) образование. Дед уехал из Арзамаса учиться в Нижний (Нижний Новгород), в ста километрах от Арзамаса. (Моя высылка в Горький как бы замыкает семейный круг.) Иван Николаевич стал популярным адвокатом, присяжным поверенным, перебрался в Москву и в начале века снял ту квартиру, где позже прошло мое детство. Этот дом принадлежал семейству Гольденвейзеров, ставших впоследствии родственниками Сахаровых. Александр Борисович Гольденвейзер – знаменитый пианист, в молодости был близок к Льву Николаевичу Толстому, толстовец, женат на Анне Алексеевне Софиано, сестре моей мамы; он стал моим крестным.
Мой дед был человеком либеральных (по тем временам и меркам) взглядов. Среди знакомых семьи были такие люди, как Владимир Га-лактионович Короленко, к которому все мои родные питали глубочайшее уважение (и сейчас, с дистанции многих десятилетий, я чувствую то же самое), популярный тогда адвокат Федор Никифорович Плевако, писатель Петр Дмитриевич Боборыкин…
[1]
