Советский военно-промышленный комплекс и первая встреча с Брежневым (1958)
Сахаров:
«Манера Хрущева держаться уже в 1959 году была совсем иной, чем та, которую я наблюдал на заседаниях Политбюро в 1953–1955 годах (к слову сказать, после 1955 года я уже ни разу не приглашался). Тогда он явно старался быть в тени. Теперь же, с видимым удовольствием, был на первом плане, задавал выступающим острые вопросы, иногда перебивал их, давая часто понять, что последнее слово принадлежит ему. На меня он произвел тогда впечатление умного, истинно крупного человека, быть может чересчур самонадеянного и податливого на лесть (но это легко говорить задним числом) и с недостатком общей культуры (тоже, быть может, я это понял потом).
После Хрущева выступал Устинов. Он кратко, но конкретно, со знанием дела, описал, что делается и предполагается делать в многочисленных военно-научных и военно-промышленных организациях. Затем он сказал:
– Я согласен с вами, Никита Сергеевич, что имели место крупные ошибки в определении направлений и приоритетов, и обещаю вам приложить все силы для их исправления.
Устинов говорил тихим голосом, так что его временами не было слышно, и создавалось впечатление, что он обращается только к Хрущеву. Хрущев же слушал его с непроницаемым видом, но явно внимательно. Мне кажется, что Устинов держался не просто как чиновник аппарата, даже самый высший, а как человек, преследующий некую сверхзадачу. Устинов уже тогда занимал центральное положение в военно-промышленных и в военно-конструкторских делах, не выдвигаясь, однако, открыто на первый план – предоставляя это Хрущеву и другим. Я понимал это и подумал: “Вот он, наш военно-промышленный комплекс”. Тогда эти слова как раз стали модными в применении к США. Потом я то же самое подумал, когда встретился с Л. В. Смирновым (одним из руководителей советской военной промышленности). Оба они – очень деловые, знающие и талантливые, энергичные люди, с большими организаторскими способностями, всецело преданные своему делу, ставшему самоцелью, подчиняющие без колебаний все этой задаче. Люди этого типа – очень ценные и иногда – опасные».
БА:
Леонид Васильевич Смирнов (1916–2001), в 1957–1961 гг. – начальник Главного управления Государственного комитета Совета Министров СССР по оборонной технике, в 1963–1985 гг. (в течение двадцати двух лет!) – Председатель Военно-промышленной комиссии (ВПК) Совмина СССР. Через эту ВПК, работавшую в обстановке особой секретности, распределялись многомиллиардные оборонные статьи – бо́льшая часть бюджета СССР. Фактически это было некое государство в государстве, к управлению которым посторонние (в том числе и большинство членов Политбюро ЦК КПСС) не допускались. В этой связи знающий человек сказал мне в 1970-е гг.: «Смирнов, а не Брежнев, – главный хозяин страны». Сахаров понимал всю эту ситуацию, понимал, насколько объективно ограничена реальная власть лидеров СССР – Хрущева, а потом Брежнева и др.
О величине и степени влияния этого невидимого «айсберга власти» говорят данные о величине военных расходов СССР. Официальные данные, конечно, об этом умалчивали. Но оказалось, что фактическое положение дел можно установить, пользуясь исключительно открытой советской экономической статистикой (ежегодные справочники «Народное хозяйство СССР в таком-то году» – за много лет и др.). Мы с моим другом и в прошлом однокурсником Павлом Василевским в 1970–1971 гг. эту работу провели. Результат был ошеломляющий: ежегодные военные расходы СССР составляли 40–50 % национального дохода, то есть около 70 % ежегодного бюджета СССР, – явление, небывалое в мировой истории. Все это мы изложили в самиздатской статье под псевдонимами
[44], идти в тюрьму почему-то не хотелось. Один экземпляр статьи «Распределение национального дохода СССР» я принес на улицу Чкалова и дал Андрею Дмитриевичу. Было это в декабре 1971 г.
Через пару дней мы встретились на семинаре в Физическом институте, и на мой вопрос о статье Сахаров ответил: «Я рад за тебя». Это была, конечно, высшая похвала, означавшая, что работу Сахаров считает полезной.
Сахаров:
«В том же 1959 году я впервые увидел Л. И. Брежнева (кажется, это было незадолго до упомянутого совещания)…
Нам, научному руководству объекта, стало известно, что то ли Оборонный отдел ЦК, то ли КОТ (Комитет оборонной техники) готовит некое постановление Совета Министров СССР (теперь это уже не было чистой формой, как во времена Берии), которое представлялось нам совершенно неправильным с военно-технической и с военно-экономической точек зрения. В случае утверждения Советом Министров постановление приобрело бы силу закона, а это, как мы считали, привело бы к отвлечению больших интеллектуальных и материальных сил от более важных вещей (подразумевалось – в военно-промышленной сфере; речь не шла о перераспределении с мирными делами). Харитон решил обратиться к Брежневу, который курировал, в числе прочих областей, разработки новой военной техники. Меня Харитон взял с собой “для подкрепления”, в качестве молодой силы.
Брежнев принял нас в своем новом маленьком кабинете в том же здании, где когда-то я видел Берию. Когда мы вошли, Брежнев воскликнул:
– А, бомбовики пришли!
Пока мы рассаживались и “осваивались” с обстановкой, Брежнев рассказывал, что его отец, потомственный рабочий, считал всех, кто создает новые орудия уничтожения людей, главными злодеями и говорил, что надо всех этих злых изобретателей вывести на большую гору, чтобы со всех сторон было видно, и повесить для острастки.
– Теперь же я сам, – закончил Брежнев, – занимаюсь этим черным делом, так же, как и вы, и также с благой целью. Итак, я вас слушаю.
Мы рассказали Брежневу, что нас беспокоит. Он выслушал нас очень внимательно, что-то записывая в блокнот. Потом сказал:
– Я вас вполне понял. Я посоветуюсь с товарищами; вы узнаете, что будет решено.
Он встал со своего места и любезно проводил нас до дверей, пожав каждому руку.
Постановление принято не было.
* * *
Тогда, в 1959 году, впереди еще были ХХII съезд с решительным осуждением сталинизма (октябрь 1961 г.), новое ужесточение положения заключенных в лагерях и пагубные сельскохозяйственные авантюры, авантюры внешнеполитические, Берлинская стена (существовала с 13 августа 1961 г. по 9 ноября 1989 г.), попытка сломить партийно-бюрократическую монополию власти в стране (сломившую его самого), попытка резко уменьшить военные расходы и демилитаризовать экономику (что вызвало противодействие военных кругов), нелепые столкновения с художественной интеллигенцией, рецидивы лысенкоизма, Карибский кризис (16–28 октября 1962 г.), Московский договор о запрещении испытаний в трех средах (5 августа 1963 г.) и продовольственные трудности 1963 года – весь этот противоречивый калейдоскоп, завершившийся падением Хрущева в октябре 1964 года, а в дальнейшем – приходом к власти консервативной партийной бюрократии, персонифицированной в лице Брежнева, с одновременным усилением роли военно-промышленного комплекса и КГБ».
