Одержимость Энглтона советской подрывной деятельностью вдобавок выплеснулась за пределы кругов, близких к разведслужбам. В 1947 году Голливуд и киноиндустрия США попали под пристальный взгляд Комитета по антиамериканской деятельности Палаты представителей Конгресса США, который опасался коммунистического мятежа, угрожавшего гарантированной Конституцией США форме государственного правления. Комитет полагал, что куда же еще смотреть, если не на киноиндустрию с ее либеральными актерами и сценаристами и беженцами из нацистской Германии (многие из которых подозревались в левых наклонностях), и на репутацию киноиндустрии как заповедника декадентской морали, в том числе «неестественное» (в глазах комитета), то есть гомосексуальное поведение отдельных личностей.
Моральная паника по поводу «антиамериканской деятельности» стала на какое-то время формой современной инквизиции. Девять дней слушаний по делу о предполагаемой коммунистической деятельности в американской киноиндустрии привели к тому, что в черный список попали актеры, режиссеры, продюсеры и сценаристы, признавшиеся в левых политических симпатиях, а заодно и те, кто просто воспользовался своим конституционным правом не отвечать на вопросы. Киностудии были запуганы общими настроениями и отказывались принимать на работу тех, кто находился под подобными подозрениями – и таких набралось около 300 человек. Некоторые известные личности, в том числе Орсон Уэллс и Чарли Чаплин, покинули США, чтобы продолжить карьеру в других странах
[112].
Параллельно с антикоммунистической деятельностью сенатора Джо Маккарти и его Постоянного подкомитета по расследованиям Сената велась еще одна охота на ведьм. Вместе со своим адвокатом Роем Коэном (работавшим на Дональда Трампа в 1970-е годы) Маккарти выдвинул обвинения в широкомасштабном проникновении в США коммунистической агентуры. Маккартизм по праву вошел в язык как термин для уничижительного описания практики расследования и обвинения в нелояльности или подрывной деятельности в отношении лиц, занимающих властные или влиятельные посты
[113].
Эта паранойя пересекла даже Атлантику. Под харизматическим влиянием Энглтона небольшая группа офицеров МИ-5 во главе с Питером Райтом восприняла навязчивую идею долгосрочного советского проникновения в Великобританию
[114]. Энглтон послал перебежчика Голицына в Лондон, чтобы проинструктировать британских коллег и помочь им раскрыть советских долгоносиков, которые, как предполагалось, скрывались и в британских разведывательных агентствах.
Голицын сделал сенсационное заявление – он знал о том, что лидер лейбористской партии Хью Гейтскелл, бывший решительным сторонником НАТО и сотрудничества между США и Великобританией, был убит в 1963 году КГБ с целью замены его на посту лидера партии Гарольдом Вильсоном. По мнению Голицына, это произошло потому, что его преемник Гарольд Вильсон уже был завербован КГБ. Единственным заявленным доказательством этого было то, что Вильсон имел официальные контакты с советским правительством во время Второй мировой и продолжал поддерживать контакты с некоторыми из высших руководителей времен войны, с которыми он имел дело в Москве.
Неудивительно, что когда в 1964 году Гарольд Вильсон был избран премьер-министром, до него дошли слухи о том, что есть сотрудники из его собственной службы безопасности МИ-5, которые считают его предателем и замышляют подорвать его авторитет. В этой, все более накаляющейся атмосфере в Лондоне Питер Райт и небольшая группа офицеров контрразведки под влиянием Энглтона теперь не только верили, что их премьер-министр был советским агентом, но и что их собственные боссы из МИ-5 должны были участвовать в заговоре и скрывать его.
Это пример классического конспирологического мышления «по замкнутой кривой». Гейтскелл как сторонник НАТО был, вероятно, убит КГБ, чтобы его мог заменить Вильсон – который, должно быть, был агентом КГБ из-за его контактов с русскими в военное время, а единственная причина, по которой Вильсон не был разоблачен ранее, – заговор на самом высоком уровне. Поиск предполагаемых предателей включал в себя интенсивное наблюдение за заместителем директора МИ-5, а затем и за самим генеральным директором, сэром Роджером Холлисом.
После смерти Холлиса (случившейся по естественным причинам) журналист Чэпмен Пинчер, вдохновленный информацией Питера Райта, продолжал писать о массовом заговоре истеблишмента и «глубинного государства», который, как он утверждал, скрывал предательство
[115]. Премьер-министр Маргарет Тэтчер в конце концов была вынуждена сделать заявление в Палате общин в 1981 году, признав, что генеральный директор МИ-5 Роджер Холлис действительно был объектом слежки, но одновременно категорически заявив, что обвинения против него были признаны ложными. Теперь мы знаем, что он был оправдан в ходе британских правительственных расследований на высочайшем уровне и на основе показаний более поздних перебежчиков из КГБ. После окончания холодной войны было установлено, что Советы открыли досье на Гарольда Вильсона как потенциальную цель для вербовки, учитывая его законные отношения с советскими официальными лицами в военное время, и дали ему кодовое имя Олдинг. Но утверждение Голицына о том, что Вильсон был завербован, никогда не подтвердилось. Как и то, что Гейтскелл был убит
[116].
Прецедент конспиративного мышления в случае Гейтскелла имеет еще один аспект. За три года до своей смерти, на конференции лейбористской партии в 1960 году Хью Гейтскелл выступил против предложения об одностороннем ядерном разоружении
[117], поддержанном коммунистическими лидерами некоторых крупных профсоюзов. Гейтскелл знал, что отношение лейбористов к британскому ядерному сдерживанию было вопросом, который определит его пригодность в глазах электората в качестве ответственного лидера будущего правительства. Ему яростно противостояло пацифистское крыло его партии, которое возглавляла левая группа «Трибуна». Эта группа была основана десятилетием ранее депутатом парламента Томом Драйбергом, бывшим председателем партии. Из тех, кто сражался за будущее ядерного сдерживания Великобритании в конференц-зале Скарборо и в близлежащих прокуренных барах и пабах, никто не знал, что среди них был платный и тайный советский агент влияния. Драйберг, гомосексуалист, завербованный путем шантажа чешской разведкой с 1950-х годов, – был частью советских попыток использовать агентов влияния для манипулирования западными левыми политическими кругами.
