Понимание соблазна галлюцинации по обоюдному согласию
«Галлюцинация по обоюдному согласию» – так писатель-фантаст Уильям Гибсон впервые назвал то, для чего он позже придумал термин «киберпространство»
[203]. Как и в случае с любым сильным наркотиком, мы можем стать зависимыми от переживания своего опыта в киберпространстве, играя в компьютерные игры и глубоко вовлекаясь в активность в социальных сетях. Со временем мы обнаружим, что наш мозг соответствующим образом перестроил те нейронные цепи, которые даруют нам ощущения удовольствия. В среде, создающей эффект присутствия, мы теряем всякое чувство времени. Мы тревожимся, если не всегда находимся в онлайн-режиме, и раз за разом проверяем свои мобильные устройства на наличие входящих сообщений. Мы становимся более чувствительными к визуальной информации, нежели к написанному слову. Короче говоря, существуют последствия для тех человеческих взаимодействий, от которых зависит само существование общества, если мы начинаем жить постоянно подключенными к киберпространству, а иногда даже в течение длительного времени непосредственно внутри него. Первый шаг к самозащите – это осознание того, что киберпространства не существует в реальности: это именно что галлюцинация по обоюдному согласию. И нам нежелательно проводить слишком много времени внутри галлюцинации.
Отдельный гражданин, безусловно, уже пришел к осознанию его аддиктивной природы. Мы ожидаем, что цифровой мир будет постоянно нас развлекать, отвлекать и, прежде всего, привлекать. В основном так оно и есть. На повседневном уровне нас могут не слишком беспокоить те условные новости, появляющиеся в наших лентах, которые намеренно перемежаются ссылками на сплетни о знаменитостях, новости моды или видео с котиками. Все перечисленное – это формы «кликбейта», термина, вошедшего в Оксфордский словарь английского языка для описания контента, главная цель которого – привлечь внимание и побудить посетителей перейти по ссылке на определенную веб-страницу. Кликбейт привлекателен. В этом отношении наши представления о киберпространстве сильно отличаются от того, что его цифровые приверженцы пренебрежительно называют «реальным миром» (meatspace). По их мнению, «реальный мир» – это повседневная рутина жизни в трех измерениях, ограниченная физическими законами, согласно которым люди эволюционировали на протяжении тысячелетий. Но это не раздельные пространства: наши действия в киберпространстве перетекают обратно в реальный мир. Когда киберпреступники обманывают нас, они крадут настоящие деньги. Когда хакеры взламывают программное обеспечение инфраструктуры, то гаснут настоящие фонари. Когда случается кибертравля, страдают живые дети. По мере развития моделей поведения в интернете они будут влиять на нашу повседневную жизнь. Не верно и то, что происходящее в интернете остается только там.
Очевидно, что молодое поколение в течение некоторого времени полагалось на социальные сети для взаимодействия с семьей и друзьями и установления новых контактов и отношений. Одновременно они используют массу специализированных сайтов для связи с единомышленниками, которые разделяют их вкусы и мнения, в том числе и политические взгляды. И я не вижу причин для того, чтобы с возрастом они изменили эти укоренившиеся цифровые привычки. Сегодня почти 80 % граждан США используют социальные сети в той или иной форме. Тяга к интернету как предпочтительному средству повседневного социального взаимодействия усиливается нашей растущей зависимостью от него в плане цифрового доступа к необходимой финансовой, туристической, коммерческой и государственной информации.
В США мобильные устройства уже пришли на смену традиционным каналам поступления новостной информации, таким как телевизионные сводки новостей и местные и национальные печатные СМИ, которые для предыдущих поколений были именно тем источником, откуда бралась информация о происходящем в окружающем мире. Популярность телевизионных новостей уже сильно упала среди молодежи, предпочитающей им новостные сайты. По состоянию на 2018 год только каждый пятый взрослый американец по большей части узнает новости из печатных газет, и этот показатель падает с 20 до 1 % для молодежи в возрасте 18–29 лет
[204]. Вероятно, аналогичная тенденция будет наблюдаться и в Европе, поскольку мобильные устройства становятся доступными по цене, всегда включены и позволяют нам легко находиться в онлайн-режиме. Эта связь не оставляет никаких оправданий для людей, желающих избежать общения с своими коллегами (боссами), поскольку они все время находятся онлайн и, таким образом, постоянно доступны для вызовов. Еще в 2010 году было отмечено, что 93 % американцев проверяют свои мобильные телефоны во время разговора с друзьями и семьей или во время просмотра телевизора
[205]. Этот феномен постоянного нахождения онлайн является навязчивой привычкой. Именно поэтому, как мы видели в предыдущей главе, сообщения в социальных сетях быстро и эффективно достигают своей целевой аудитории.
Таким образом, отдельный западный гражданин уже является и будет в обозримом будущем получателем цифровой информации всех видов, и большинство из них сейчас являются активными пользователями социальных сетей. Неизбежно подобное цифровое погружение делает гражданина уязвимым для воздействия преднамеренно вводящей в заблуждение, ложной или вредоносной информации, распространяемой некоторыми недобросовестными субъектами, которые могут быть описаны в рамках закона как занимающиеся подрывной деятельностью или подстрекательством. Можно утверждать, что примером такого процесса был прецедент начала XVI века, когда новая технология печати привела к сенсационному расцвету на тогдашнем рынке памфлетных полемических брошюр. В них сочетался модернизм нового СМИ и мрачные истории о зверствах церкви, которые усилили призыв к действию в пользу Реформации, а затем и к содействию Контрреформации. Возможно, что добиться желаемого эффекта сегодня проще и дешевле, если проделать подобное в цифровом виде. Вместе с описанным ранее наличием «эффекта цифровой эхо-камеры» (агитации со стороны интернет-групп идеологизированного псевдознания) подобные разработки сделают общественность более восприимчивой к манипулированию информацией, чем когда-либо ранее.
Чем больше времени мы проводим в интернете, тем больше наши индивидуальные черты становятся преувеличенными, будто бы в процессе раскрепощения личности. Это не так уж плохо в целом. Усиливаются естественные чувства сострадания и альтруизма, и мы видим это на примере онлайн-пожертвований на благие дела. А краудфандинг помогает мелким стартапам и тем, кто ищет финансирование для коллективных исков против могущественных корпораций. Но цифровая среда поощряет принятие быстрых решений и соответствующую человеческую реакцию, а мы должны и в этой ситуации сохранять свою способность к мышлению и созиданию.
