– Возможно. Однако я все равно не понимаю, почему ты решил заявиться ко мне на дом посреди ночи…
– Потому что это надо остановить.
* * *
– Рассказывай, – сказал Лэм и щелкнул зажигалкой перед лицом Тавернер, словно пригрозил.
Она наклонилась к язычку пламени. Седьмая за сегодня. Наполнять легкие дымом становилось привычным занятием. Она выдохнула.
– Ты когда-нибудь задумывался, почему мы занимаемся тем, чем мы занимаемся?
– Третий час ночи, Тавернер. У меня минус два сотрудника. Может, давай сразу к делу?
– За время, прошедшее с Седьмого июля, было предотвращено пятнадцать терактов, Джексон. Чистая правда. Об этом во всех газетах написано.
– Тем лучше для нас.
– На одиннадцатой полосе, внизу.
– Если ты хотела стать звездой, то, возможно, ошиблась, поступив на секретную службу.
– Я сейчас не о себе лично.
Джексон Лэм подозревал прямо противоположное.
– Наши провалы освещаются в прессе куда шире, чем наши успехи. Уж кому-кому, а тебе это должно быть известно. Сомнительное досье? Оружие массового поражения? Ну там Шестерка облажалась, но, думаешь, кого-то это волнует? – Она заговорила быстрее, слова сыпались одно за другим, и за каждым тянулся дымный след. – Недавно был опрос. Сорок с чем-то процентов считают, что Пятерка так или иначе приложила руку к гибели Дэвида Келли
[12]. Сорок с чем-то процентов! Как ты думаешь, каково мне читать такое?
– И ты решила действовать, да? Погоди, дай угадаю. Ты состряпала тухлый сценарий, по которому некая неофашистская группировка похищает мусульманского мальчика и грозится отрезать ему голову на «Ютьюбе». Но этого не происходит благодаря тому, что один из них оказывается внедренным сотрудником госбезопасности. В самый последний момент Пятерка освобождает несчастного заложника и под международные медийные фанфары заявляет о себе как об организации чрезвычайно эффективной и не щадящей ничего ради достижения поставленных целей. – Он выдохнул струйку дыма. – Я угадал?
– Тухлый сценарий?
– Ты серьезно? Один труп уже есть, плюс полутруп в реанимации, и все это лишь потому, что ты пытаешься избежать огласки в прессе. И кстати, позволь тебе напомнить, что оба – мои сотрудники. Или, вернее, были.
– С Сид Бейкер вышло плохо. Извини.
– Я тронут.
– Моди, судя по всему, сам наступил себе на яйца, и никакой ответственности за него я нести не собираюсь. Но что касается Сид Бейкер – я извиняюсь.
– Я впишу эти слова в график процедур над ее койкой. Ну, в табличку, где отмечают замену катетеров. Черт возьми. Ты действительно считала, что это все сработает?
– Все еще может сработать.
– Бред. Твое шапито начало разваливаться еще до начала представления. Объясни про Хобдена. В чем его опасность?
– Я не вполне уверена насчет его опасности.
– У нас тут не фехтовальный матч. Ты попросила выкрасть его файлы и домашний мусор. Зачем?
На секунду она приложила ладонь ко лбу. Когда она снова взглянула на Лэма, ему показалось, что кожа у нее почти прозрачная. Вены натянуты на голую кость. Тронь одним пальцем – и рассыплется.
– Тебе известен Дейв Спенсер? – спросила она.
– Писака из «Гардиан»?
– Был когда-то. Выперли. В общем, да, он самый. Мы с ним друзья. Странно, правда? Я – и левацкий журналист, да?
Для Лэма ничто не было странным; за исключением того, пожалуй, что у людей бывают друзья.
– Однажды мы сидели в «Рубеже», как раз в день выборов в Европарламент, когда БНП получила два мандата, помнишь?
Лэм кивнул.
– Когда начали поступать результаты, Дейв, как и следовало ожидать, совсем слетел с катушек. Он вообще не дурак выпить. За это в том числе его и выперли. Короче говоря, он стал орать, что все это, дескать, по моей вине. Мол, чем вы там занимаетесь у себя в шараге и все такое. Не пора ли, мол, разобраться уже с этими занюханными нациками раз и навсегда?
– Ничего себе.
– Я не помню точно, что я ему тогда сказала. Просто чтобы он угомонился. Но что-то вроде – да, пора. Мы над этим уже работаем. Что-то типа того. Ничего конкретного. Ничего, на что можно сослаться.
– И все это – в присутствии Хобдена.
– Откуда мне было знать, что он тоже там? Он держался в тени. Сидел тихонечко и не высовывался.
– Еще бы он, мать его, высовывался. В его-то положении замудоханного отщепенца. – Лэм покачал головой. – Значит, ты сболтнула о готовящейся спецоперации против ультраправых в присутствии симпатизирующего ультраправым журналюги, так? Причем журналюги, уже озлобленного тем, что о его экстремистских наклонностях стало известно, и винящего в этом Контору. Ну, ничего удивительного, что ты хотела проверить, что именно ему известно, прежде чем пробить пенальти. Что у него в файлах оказалось?
– Фига с маслом. Число «пи» до полумиллионного знака после запятой или типа того. И кто из нас после этого параноик?
Себя Лэм параноиком не считал. Себя он считал осторожным. На месте Хобдена он поступил бы так же. Как турист-иностранец с бумажником-обманкой, где лежит пара баксов для местной шпаны, тогда как дорожные чеки и кредитки спрятаны в носке.
– Значит, ты отрядила Моди еще раз проверить, что ему известно, так? Свистнуть, собственно, жесткий диск, да? – Он помолчал пару секунд и добавил: – Кстати, он был при стволе.
– Ну в конце-то концов, Лэм! Неужели ты и вправду полагаешь, что я дала ему добро на это?
– На данном этапе меня уже ничто не удивит.
– Ему поручили изъять ноутбук. Предполагалось, что он разыграет домушника-торчка.
– Тогда надо будет добавить это трудовое достижение в послужной список Моди… – Лэм без малейшего предупреждения смачно сплюнул и продолжил: – И таким образом, Сид Бейкер в данный момент находится в операционной, где ей вытаскивают пулю из головы. А что касается Моди, то даже до него доперло, что все пошло, мягко говоря, не по плану. Поэтому он принялся заметать следы, включая удаление жучка, который он установил у меня в кабинете. И в процессе, как ты выразилась, сам себе наступил на яйца.
– Он там был один?
– Все мы в конце концов оказываемся одни. В наш самый-самый последний момент, правда? – Лэм щелчком запустил тлеющий окурок в темные воды канала. – Как бы там ни было, игра окончена. И для него, и для тебя. И для всей этой затеи.
– Все еще может получиться.
