— Слушаюсь, ваше величество.
Исполненный смирения и достоинства поклон предназначался леди Йосе, а раздраженно поджатые губы — мне. Леди Жанна неохотно отдала отвоеванный такими трудами гребень той самой помогавшей нам Мод, своей близкой подруге, как я позже узнала, и направилась к двери.
Меня провожали чуть презрительными и вместе с тем завистливыми взглядами: будущая королева в день собственной свадьбы снисходит до заботы о фрейлине. Разумеется, такое внимание объясняется тоской по родине, с коей я остаюсь единственной связующей ниточкой и напоминанием. И каждая втайне надеется затереть эти воспоминания и занять место близкой подруги и наперсницы подле госпожи. Сказать бы им всю правду и посмотреть на лица.
В коридоре мы с леди Жанной разошлись в разные стороны: она на поиски травника, я же — к своим покоям. Уединение в виде отдельной, пусть и крошечной, каморки, переделанной из склада для инструмента при рабочей комнате, которое мне здесь подарили, было до недавнего времени недоступной роскошью.
Мой путь пролегал мимо ниши, в которой установлена высоченная, метра три, скульптура Праматери. У стоп её копошатся всевозможные твари, реальные и вымышленные: тигры, аспиды, мыши, мантикоры, единороги, лебеди, барсуки, онагры, сатиры, птицы каладриус, йейлы, левкроты и многие другие. Среди прочих размерами и тщательностью проработки выделяется волчья гончая. Её Праматерь треплет за ухом, отдавая явное предпочтение пред другими. Там же прикреплены огарки свечей, и рассыпаны подношения. Для тех, кто желает произнести молитву в уединении, предусмотрены шторки. Этой нише предстоит ближе к вечеру сыграть особую роль.
Заслышав голоса, я резко останавливаюсь. Один незнаком, второй принадлежит Годфрику. Они направляются сюда, о чем-то ссорясь, и я, недолго думая, прячусь за изваяние. Почти сливаюсь с ним, прижавшись щекой к холодному мрамору и стараясь заглушить удары сердца. В следующий миг оба показываются из-за поворота. Я удобно устроилась в густой тени, а потому могу осторожно выглянуть. Годфрик уже одет для церемонии, на его спутнике одежды пажа, и он прекрасен, как Нарцисс — Покровитель в облике юноши, каким его изображают на миниатюрах в книгах: белое золото волос, утонченный овал лица и бездонные синие глаза. Только на миниатюрах у Нарцисса не искусанные в кровь губы, и голос я представляла себе холодным и властным, а не униженно блеющим.
— Но почему? — сдерживая слезы, восклицает он и останавливает Годфрика за рукав.
Тот стряхивает руку и быстро оглядывает коридор.
— Сам знаешь, почему, и я в тысячный раз повторяю, что это временно.
— Временно? — тут же хватается за надежду тот. — Сколько: неделя? Месяц? Год?
— Откуда мне знать! — теряет терпение король. — Сколько понадобится. Сам знаешь: люди дяди разве что в нужник со мной не ходят, и ты сейчас не упрощаешь мне задачу.
— Но ты ведь обещаешь вернуть меня ко двору?
— Я сделаю все от меня зависящее, — дергает плечом король.
— Что это значит? — в голосе прорезаются истеричные нотки, и Годфрик вскидывает ладонь, призывая юношу говорить тише. — Ты охладел ко мне? — покорно понижает голос тот.
— Не будь идиотом, Абель! — Годфрик трет руками лицо, отчего кожа становится морковного цвета, и на ней проступают веснушки. — Как же мне все это опостылело…
— И я опостылел?
— И ты! — сорвавшееся с языка. — Временами…
Юношу словно ударили — по щеке даже расползается пятно, как от пощечины, хотя Годфрик его и пальцем не тронул. Напротив, подчеркнуто старается сохранить меж ними расстояние на случай, если кто-то ещё покажется поблизости. Проглотив обиду, Абель обезоруживающе улыбается и притягивает короля за талию.
— Просто скажи, что будешь скучать, — шепчет он. Старается говорить обольстительно, но выходит довольно жалко — наверное, из-за мечущегося в глазах отчаяния. Глаза всегда выдают с головой. Именно поэтому я стараюсь держать свои опущенными.
— Не будь смешон, — резко отталкивает его Годфрик и снова оглядывается. — Ты делаешь все, чтобы мы больше не свиделись!
— Почему ты так говоришь? — уже не сдерживаясь, плачет Абель и протягивает ладонь, чтобы коснуться его лица. — Разве ты забыл: твоё сердце стучит лишь потому, что бьется моё. И кончина не так страшна, ибо мы встретим её, взявшись за руки…
— Нет, не помню! — пятится Годфрик. — И ты забудь. — Уже отвернувшись, бросает: — Ты ни в чем не будешь нуждаться. Одежда, еда, кони — все, что захочешь.
— Но я хочу тебя!
Возглас повисает в пустоте, потому что король уже скрылся за поворотом. Абель ещё какое-то время стоит, глядя ему вслед — грудь сотрясается от беззвучных рыданий — а потом разворачивается и почти бегом бросается прочь, туда, откуда они пришли.
Значит, правду судачат о короле.
А Абель — идиот. Похоже, у него не было отца, который сказал бы, как мой: «Запомни, за стенами дома у тебя нет друзей. В определенный момент на жизненном пути тебе, надо думать, покажется иначе, ты решишь, что встретила добрых сочувствующих людей. Но таких среди посторонних нет. Лишь члены семьи будут искренне рады твоим радостям и разделят с тобой горе. Все остальные готовы только брать и использовать. Проявив для вида сочувствие, они втайне порадуются твоему несчастью и при первой возможности постараются уязвить, насмеяться и урвать у тебя кусок пожирнее. Отдавая другому чувство и мысли, ты отдаешь ему власть над собой. Лучше б тебе никого взаправду не любить, кроме семьи, Лора».
Теперь от всей семьи осталось всего ничего… Прежде я была слишком мала, чтобы понять и оценить слова отца, и только когда начались наши с братом мытарства, постигла их правоту. Встречавшиеся мне на пути люди готовы были только брать и радовались, когда им это сходило с рук.
Поэтому Абеля мне не жаль: тот, кто бездумно растрачивает себя, не должен жаловаться, что его разобрали на части. Вдобавок, никогда в жизни я не посочувствую тому, чье сердце на стороне кого-то из Скальгердов!
Людо ждал меня в комнате.
— Принес? — Я быстро прикрыла дверь.
— Да. — Он протянул мне то, о чем мы договаривались.
— Годфрик уже направился в часовню, я только что видела. А мне вот-вот принесут траву, и тебя не должны застать.
— Не застанут, — Людо откинул волосы мне за спину и погладил щеку. — До пира мы вряд ли ещё свидимся, а там ты уже будешь ею, так что я хотел сказать… просто делай, как договорились, Лора.
Я сглотнула и кивнула. Он не отпускал щеку, и я почувствовала, как напряжена рука.
— И обещай: что бы ни случилось… ты не ляжешь с ним.
Значит, и он об этом думал. И, верно, забыл, что мне положено знать только про кровь и спальню, но не о том, что в ней происходит.
— Даже если что-то пойдет не так?
— Даже если, — жестко сказал Людо. — Мы найдем другой способ.
