О словах я пожалела тотчас. Стражники растерянно застыли, регент посмотрел на меня, словно впервые увидел. Что за затмение на меня нашло, зачем я это сделала? Ради мелкого желания уязвить Годфрика? Заставить Бодуэна наконец взглянуть на меня, пусть и в обличии королевы? Ну, не из жалости же к Абелю…
В глаза среди прочих бросилось лицо Людо, и я мысленно отругала себя последними словами.
— Нет, — я даже не сразу поняла, что этот холодный безжизненный голос принадлежит королю. — Моя супруга слишком снисходительна. Вышвырнуть его вон.
Абель как раз поднял голову, поддерживаемый с обеих сторон стражниками. Прядь прилипла к лоснящемуся от пота лбу, губы силились что-то произнести:
— Пожалуйста, Годфрик… — услышала я, или мне показалось, что услышала.
— Вон я сказал! — рявкнул король, лицо и шея которого покраснели от гнева. — На псарню его, выдрать хорошенько, а как проспится — за ворота.
Стражники, как по команде, повернулись к Бодуэну, и тот коротко кивнул. Юношу потащили прочь из зала под сдержанные смешки и язвительные замечания гостей. Он, наконец, пришел в себя и обернулся через плечо, издав слабое:
— Годфрик!
Король отвернулся и махнул жонглерке, успевшей стряхнуть пламя и теперь переминающейся в опаленной юбке.
— Чего стоишь, продолжай. И вы тоже! — Это уже остальным актерам. — Те принялись наяривать смычками по струнам, раскручивать трещотки и изображать веселье.
Извивающегося Абеля дотащили до дверей, он упирался длинными хрупкими ногами.
— Годфрииик!
Последний рывок, и он за дверью.
Король так и не повернул к нему головы. Зато наконец посмотрел на меня. Горящими налитыми кровью глазами. И сделал знак прислужнику долить в свой кубок гренаша. Подзывал он его ещё неоднократно в течение вечера. В один из таких разов регент накрыл кубок ладонью, но под яростным взглядом племянника медленно убрал руку. Я уже плохо соображала от духоты и напряжения, вызванного затяжным превращением, и, забыв таиться, смотрела на Бодуэна. А потому вздрогнула, когда он повернул голову и взглянул прямо мне в глаза. Вокруг сделалось очень-очень тихо. Я вдруг обнаружила, что не только он, но все до единого гости смотрят в мою сторону, и помертвела, решив, что личина каким-то образом сползла, обнажив обман.
Но следом стала понятна причина: в зал внесли массивную чашу на бронзовой треноге и установили в центре. Настало время брачной проверки. Той самой, из-за которой настоящая леди Йоса не смогла бы стать королю супругой и покрыла бы свою семью позором.
Я понимала, что надо встать и тоже выйти на середину, но не могла заставить себя подняться. Ноги размякли студнем, под ложечкой противно сосало. Тогда рядом возник давешний юноша, провожавший меня, Лору, в замок. Он сидел в конце нашего стола, часто подходил к регенту, и на этот раз я запомнила, что его зовут Тесий.
— Позвольте, ваше величество.
Он подвел меня к чаше, возле которой стоял ребенок — девочка лет шести. Она была обряжена в тогу и с трудом держала глиняный кувшин с водой. В кудряшках нежно белел венок из роз, а на лице застыло серьезное под стать моменту выражение. Только невинное дитя может провести эту церемонию.
На плоском днище чаши лежали крупные овальные камни, с виду ничем не примечательные. Девочка качнула кувшин, подула в него и наклонила, выплеснув все без остатка. Вода заполнила сосуд почти до половины и немедленно вскипела под действием камней. Я склонилась над чашей и ухватилась за края, чтобы удержаться на слабых ногах. В бурлящей поверхности отражалось лицо королевы, бледное и напряженное, лопающееся сотнями пузырьков.
Существуют, как я недавно узнала от неё самой, разные способы подделать невинность: сунуть монету проверяющему лекарю, поместить в себя шарик хлопка, пропитанный бычьей желчью, а ещё лучше вкладыш смолёвки — это растение так раздражает всё внутри, что плоть начинает кровоточить…
Но ничто из этого не годится для «каменного суда», к которому прибегают самые богатые и родовитые семьи, такие, как Скальгерды и когда-то наша. Теперь камни со дна чаши практически невозможно заполучить. Обычно, попав в семью, они хранятся в ней из поколения в поколения и вынимаются для таких вот случаев, как сегодняшний.
А некоторые рода и вовсе не верят в то, что образ первого мужчины запечатлевается на всем потомстве женщины, от кого бы она в будущем не понесла, либо же ставят приданое выше этого, поэтому отказываются от проверок. Но для короля важна чистота наследников.
Про камни я знаю с детства: мать проходила обряд, как до того её мать и так далее. Я любила слушать рассказы кормилицы о том, как красиво все было обставлено, и сколько собралось гостей. Ужасалась и восхищалась в нужных местах, не вникая, зачем вообще понадобилась церемония, и что кроется под «целомудрием» и «брачной обязанностью». Тогда это были всего лишь слова…
Я подтянула повыше рукава и в полной тишине поднесла пальцы к исходящей паром поверхности. Дернулась от звона выпавшего у кого-то кубка… Если девушка невинна, кипящая вода не причинит ей вреда. В противном же случае окрасится в алый и обварит до кости. Я затаила дыхание, чувствуя себя, как посетительница рынка, которую заставили открыть суму. Знаю, что честна, но внутри все трепещет от мысли: а вдруг по какой-то дикой нелепой сумасшедшей случайности в суме окажется ворованное яблоко…
Я нашла глазами Людо и, по-прежнему не дыша и не отрывая от него взгляд, опустила руки в воду… и не почувствовала ничего. Только легкое покалывание пальцев, какое бывает, если зайти после мороза в теплое помещение. Вода вдруг прекратила волноваться, став зеркально-гладкой. По скамьям пронесся одобрительный ропот. Все посмотрели на короля.
Девочка с тем же важным видом кивнула стражникам, и они, сняв чашу с треноги, понесли ему. Позаботившись о том, чтобы доказательство водрузили прямо на стол, и получив в награду за труды золотую монету (от Бодуэна), она поклонилась и стремглав бросилась к поджидающей в дверях матери, теперь уже широко улыбаясь и демонстрируя дыру на месте передних молочных зубов.
Трапезная взорвалась ликующими криками и поздравлениями.
Только Годфрик, кажется, был не прочь посмотреть, как я корчусь и покрываюсь волдырями.
Не успела я опомниться, как оказалась в окружении фрейлин. Пир для меня окончен, впереди брачная ночь.
***
Я покорно позволила фрейлинам раздеть меня до нижней сорочки, с трудом удержавшись от того, чтобы не вцепиться в последний миг в платье, но, когда хотели снять и мешочек, накрыла его ладонью:
— Это останется!
— Как скажете, ваше величество.
Потом мне расчесали волосы, сбрызнули их цветочным составом и оставили одну, подвинув ближе традиционный кубок с вином, который надлежало поднести супругу, и тазик с розовой водой — чтобы мыть ему ноги.
Убедившись, что фрейлины действительно ушли, я подскочила к кубку, на ходу вытряхивая из мешочка содержимое. Там ютилось два предмета: крохотный, как на пару капель духов, сосуд с сонной одурью и шарик со свиной кровью, который принес мне сегодня Людо. План был чрезвычайно прост: я встречаю Годфрика, подношу питьё, отвлекаю на то недолгое время, которое нужно, чтобы оно подействовало, и когда он засыпает, давлю шарик на простынях. Потом жду королеву, объясняю его состояние понятной в таком деле утомленностью, меняюсь с ней местами и незаметно возвращаюсь к себе. Так я обвожу вокруг пальца сразу всех: короля, его семью, леди Йосу и её мать. Они будут уверены, что консуммация состоялась. Шарик я поместила обратно в мешочек и принялась ждать.
