Мы принялись лавировать и протискиваться сквозь труднопроходимую чащу тел, но на полдороге к Людо я заметила знакомый плащ возле женской палатки.
— Присматриваете шиньон?
Тесий обернулся и, приставив ладонь козырьком от солнца, широко улыбнулся. Глаза в окружении лучиков морщинок казались синими-синими:
— Ищу похожие пуговицы, — он указал на пурпуэн, где нехватало двух ромбиков с золотой окантовкой, и я смутно припомнила, как в забытьи под дождем цеплялась за него соскальзывающими пальцами.
— Кажется, вот эти подойдут, — я выудила из лотка очень похожие и, наклонив руку, ссыпала ему в ладонь.
Тесий покрутил одну, рассматривая.
— Да, вполне. Возьму их, — кивнул он торговцу и поклонился подошедшим Бланке и Дите. — Ваше высочество, миледи.
— Мы направляемся к братьям, — громко сообщила принцесса.
— Тогда позволите вас сопроводить?
Мы позволили, и Тесий, расплатившись, принялся расчищать нам дорогу. Продвигаться стало значительно легче.
— У меня не было случая поблагодарить вас и спросить, как прошла поездка. Удачно?
Секретарь бросил быстрый взгляд на Бланку.
— Да, вполне. Ну куда же ты лезешь! — поймал он за шкирку вертлявого сорванца, пытавшегося рыбкой проскочить между нами, и отправил в обход. — Через пару недель ждем делегацию с ответным визитом. В честь этого состоится праздник.
— Праздник? — оживилась принцесса. — Значит, будет пир? А, возможно, и танцы?
— Да, скорее всего, — сдержанно улыбнулся Тесий. — Так что вам стоит уже сейчас озаботиться нарядами и украшениями.
Мы как раз проходили мимо очередной завлекательной палатки, и я замедлила шаг. Глаза невольно разбежались. Впервые за долгие годы я могла позволить себе маленькую роскошь. Не украсть, не колебаться мучительно между желанной безделицей и едой, всегда выбирая в итоге последнюю, а спокойно купить: в поясе бряцало немного мелочи из задатка леди Катарины. Эти деньги честно отработаны в брачную ночь с Годфриком, пусть и не совсем так, как она хотела, но, главное, цель достигнута.
Я провела костяшками по мягким шелковым лентам, протянувшимся разноцветными языками.
— Сколько?
Пузатый лысоватый торговец поддел ближайшую заскорузлым пальцем, чтобы заиграла на солнце, и покупательница точно не соскочила с крючка.
— Четыре денье, но для вас, леди, всего за два.
— Вам нравятся? — спросил Тесий.
— Очень.
— Позволите заплатить?
— Я могу сама.
— Конечно, можете, но дело ведь не в этом, правда?
Я неуверенно посмотрела на него, снова на ленты и, помедлив, кивнула.
— Хорошо.
Он повернулся к торговцу:
— Дайте нам две красные.
— Лора предпочитает изумрудные, — раздалось за спиной. — Её любимый цвет.
Мы одновременно обернулись. Людо стоял, сложив руки на груди, и зло неприятно улыбался.
— Я запомню на будущее. Рад встрече, Людовик.
Брат предпочел не заметить протянутую руку, продолжая смотреть только на меня все с той же жуткой приклеенной улыбкой.
— Не трудись, тебе это знание не пригодится.
— Мне и красные нравятся, — возразила я, чтобы сгладить грубость.
— Да? Раньше ты этот цвет не различала. Наверное, после сна все в голове перепуталось, — любезно заметил брат. — А как насчет вас, принцесса? Какие вам купить?
Оказывается, Бланка не так уж мне мешала. До этого момента.
— Я тоже люблю изумрудные, — едва слышно прошептала она, и в глазах у меня помутилось, а лицо перекосило от точно такой же, как у Людо, улыбки.
— Да? — усмехнулся он, глядя на меня. — А мне кажется, вашим волосам больше канареечные пойдут.
— Значит, я люблю канареечные, — последовал ответ.
Закончилось тем, что он купил ленты нам обеим, и дальше группа разбилась на тройку и пару: Людо сопровождал принцессу с неотступно следующей по пятам Дитой, а Тесий — меня.
— Вы его боитесь? — неожиданно спросил мой спутник.
— Кого? Брата? Конечно, нет! — Я засмеялась, и Людо обернулся с прищуром. — С чего вы взяли?
— Просто иногда он так на вас смотрит… вот как сейчас, даже мне жутко становится. И этим же взглядом перерезает мне горло. Ещё он бывает с вами груб.
Мне стало не до смеха.
— Не говорите того, о чем не знаете, — резко ответила я. — Людо никогда не причинит мне вред, и нет ничего, чего бы я ему не простила.
— Ничего? — тихо переспросил Тесий.
— Ни единого преступления, — отчеканила я, и на этот раз настал черед секретаря смеяться.
— Что вам знать о преступлениях? Вы, думается мне, и бабочку тронуть не посмели бы. Вот скажите, что самое страшное вы совершили в жизни?
Я напряженно посмотрела на него.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, за что вам стыдно?
Брат снова кинул на меня взгляд через плечо, и между нами протянулся узкий пропахший подгоревшей подливой коридор.
Там, как обычно, темно — хозяин жмет каждый денье, — и я стараюсь ступать осторожно, чтобы не расплескать ни капли водянистого лукового супа, а ещё медленно — чтобы успеть дожевать каре ягненка. Я отщипнула чуть-чуть, с самого краешку, где незаметно. Мясо жесткое, как ступня паломника, и с душком, но выплюнуть жалко — еда же все-таки. Людо оборачивается на звук шагов, прикладывает палец к губам и знаком подзывает меня. Из-за полуоткрытой двери крадется узкая полоска света, и слышны голоса. Один — господина Букэ, трактирщика, у которого мы вкалываем и столуемся весь последний год, второй мне не знаком.
— Девчонка из них, точно тебе говорю.
— Слышал, они все поджарились, как куропатки на День зимнего солнцестояния, — сомневается второй.
— Ты оглох? Я лично вот этими самыми глазами видел сегодня утром, как она перекидывалась.
Наступает пауза — второй обдумывает.
— А она того, хорошенькая?
— На кой тебе её рожа! Это как кусок мяса: она кем хошь может стать, хоть самой королевой. Прикинь, сколько в «Веселом замке» станут отваливать за радость трахать королеву! Да к ней очереди до самых Скорбных Чертогов выстроятся, только матрас успевай менять. — Небрежная дробь пальцев о стол. — У тебя же шурин туда девок набирает, скажи, отдам по дешевке.
Каре ягненка вязнет в зубах, кровь стремительно замерзает, с трудом продираясь по жилам ледяными иголками. Кажется, меня сейчас вырвет.
— А сам-то как, уже пробовал?