— Не хочу причинять ему боль, — с запинкой произнесла я.
Бодуэн наклонил голову, полыхнув глазами.
— Ему не будет больно, ручаюсь. Он умрет счастливым, веря, что доставляет вам удовольствие.
Вульпис начал пятиться к мосту, не отрывая от меня взгляда. Когти застучали по камню. Он запрыгнул на борт и обернулся ко мне. Потом наклонился к воде, разглядывая свое отражение в просвете между кувшинками, понюхал поблескивающую влагу и отшатнулся. Бодуэн издал тихий горловой звук, и зверек снова подался вперед, тронул воду лапой, отдернул, посмотрел на меня — будь я проклята, если он не улыбался! — и снова на воду. Мышцы напряглись, маленькое гибкое тело изогнулось, готовясь к прыжку…
— Нет! — крикнула я чужим голосом и бросилась к мосту, подхватила его, судорожно прижала к груди и повернулась к Бодуэну, задыхаясь от ярости. — Вы больше никого у меня не отнимете!!
Он помолчал и неспешно двинулся по мосту.
— Правильный выбор. Этого зверька очень непросто поймать и приручить, но оно того стоит. Если вы сумели завоевать его доверие и привязать, он будет предан вам до конца жизни, умрет и загрызет за вас. Последнее, кстати, куда ценнее никчемной пассивной жертвы.
Вульпис лизнул меня в нос. Я посмотрела Бодуэну в спину и поплелась за ним. Так мы и прошли весь остаток пути до паласа, почти не разговаривая. Мне вдруг стало так холодно, что зубы застучали. Холодно изнутри, а не снаружи, но теплое тельце напротив сердца потихоньку растопило иней. Вульпис вполне мог идти самостоятельно, но я боялась выпускать его, поэтому крепко прижимала к себе. Зверек, потоптавшись, удобно устроился, урча и тая от блаженства в моих объятиях. Хвост довольно болтался туда-сюда поясным украшением.
Я ломала голову, как Бодуэн воспринял и истолковал вырвавшийся у меня крик. Но комментариев не последовало, и я успокоилась, решив, что он не обратил на странные слова внимания.
Возле крыльца регент повернулся ко мне для прощания и слегка поклонился.
— Спасибо за прогулку, миледи, надеюсь, вам она доставила не меньшее удовольствие, чем мне. Приятного вечера.
Пробормотав что-то похожее в ответ, я уже повернулась, чтобы уйти, когда он негромко произнес:
— Думаю, вы мне сегодня солгали, Лора.
Я порывисто обернулась, не в силах выдавить ни звука, только губами шевелила.
— Там, в галерее во время игры, вы меня узнали, — усмехнулся Бодуэн и двинулся прочь.
21
Я смотрела регенту вслед, пока он не свернул к трапезной. Из распахнувшейся двери вылился поток голосов, музыка, звяканье посуды, через мгновение все снова стихло, оставив меня в тишине. Вульпис, почувствовав мое настроение, беспокойно зашевелился и потерся щекой, пытаясь успокоить. Я отмерла и чмокнула его в макушку.
— Ничего, малыш, все хорошо. Ты ведь малыш? Я не держу сейчас в руках пожилого почтенного вульписа?
Презрительное фырканье отвергло это предположение.
Есть мне совсем не хотелось, снова видеть Бодуэна, пусть и с противоположного конца зала, среди десятков других людей — и того меньше, поэтому я направилась к себе в комнату. Руки затекли, и я опустила питомца на пол. Он бодро побежал впереди, стуча когтями по полу и огрызаясь на встречных зверей. Раз или два отогнал от меня довольно безобидных шиншилл и облизнулся на голубя на потолочной балке. Мою комнату тоже вычислил безошибочно, елозя носом туда-сюда, и, стоило закрыть дверь, запрыгнул на кровать, покрутился и сел с выжидающим видом.
Я опустилась рядом и погладила его. Вульпис с урчанием ластился к руке. Рыжая шерсть неизменно воскрешала в памяти регента. Бодуэн ведь сделал это нарочно. Он мог остановить меня, рассказав, что произойдет, но позволил привязать зверька. Зачем? И вот теперь у меня на руках вульпис, вечным напоминанием о нем. От шкурки тянуло дымком, а вовсе не падалью — даже запах чем-то схож… Это стало последней каплей.
Бодуэн не будет решать за меня! Если я захочу избавиться от кого-то, то сделаю это сама. Я медленно подняла подушку. Вульпис с любопытством следил за моими действиями и не шевельнулся, даже когда я накрыла его ей, только уши пригнул. Зажмурившись, я принялась медленно считать до тридцати. … пять… семь. В груди клокотало, горло и нос нестерпимо щипало, а под закрытыми веками стояли огромные доверчивые зеленые глаза, я всхлипнула. … десять… тринадцать… Снизу не доносилось ни звука, ни шевеления.
Праматерь, что я творю! Я судорожно отшвырнула подушку, сгорая от страха, что уже поздно. Помятый вульпис выпрямился, раскрыл один глаз, потом второй, встал передними лапами мне на грудь и принялся лизать щеки. Я схватила его и на этот раз и правда чуть не задушила в порыве раскаяния, тиская и покрывая от макушки до хвоста поцелуями под восторженное урчание.
— Прости-прости! Я больше никогда тебя не обижу, малыш! Клянусь! Буду заботиться о тебе и любить больше всех на свете! — Спохватившись, я отодвинула его на вытянутых руках. — Ты же, наверняка, ужасно голоден, мы прервали твой ужин! Сейчас что-нибудь принесу.
Но стоило отойти от кровати, вульпис мягко спрыгнул на пол и потрусил за мной к выходу.
— Нет, ты остаешься тут, — обернулась я, и он слегка обиженно сел на задние лапы. — Вернусь быстро, обещаю.
Через самое короткое время я уже расставляла на полу все, что удалось достать, а удалось немало: нарезанное кусочками сырое мясо, немного ветчины, жареную перепелку и в отдельной плошке — молоко. Я рассудила, что хлеб и зерновая размазня хищнику не подойдут. Похоже, расчет оказался верным, поскольку вульпис, нетерпеливо крутившийся возле меня, подлезавший под руку, пока я измельчала перепелку, и мешавшийся десятком других способов, накинулся на еду, стоило мне отойти.
Я села на кровать, с умилением наблюдая, как он смачно расправляется с сырым мясом.
— Как же мы тебя назовем? — задумчиво произнесла я. Перед глазами встала звучная расправа над птицей. — Как насчет Хруст?
Зверек оторвал голову от миски и сделал движение, которое можно было расценить, как пожимание плечами: мол, Хруст, так Хруст.
— Отлично, значит с этим определились.
Мясо он съел до последнего кусочка, даже кровяной сироп со дна вылакал и облизал миску, а вот ветчине и перепелке уделил один-два небрежных укуса. Сунул мордочку в молоко и возмущенно фыркнул, оросив усы жемчужным бисером.
— Ну, это ты зря, молоко полезно. Так, по крайней мере, моя кормилица говорила. А вот что нам точно надо сделать, так это помыться, — объявила я и оглядела свое платье. — Причем, нам обоим. По мне будто стая лис пробежалась.
Что такое «мыться» Хруста интересовало ровно до того момента, как я наполнила таз водой и попыталась его туда поместить. Впервые зверек проявил непокорность и отчаянно сопротивлялся, по-обезьяньи цеплялся всеми четырьмя лапами за мою руку, щелкал зубами, правда, не кусал, но в итоге шлепнулся в воду, выплеснув на меня половину. Мокрая шерсть облепила его, сразу уменьшив вдвое, обозначив тощие ребра и убавив солидности, усы поникли. Только сытый живот торчал. Я, не удержавшись, расхохоталась, за что получила грустный полный упрека взгляд.