Когда впереди показалась горсть домишек, прилипших к склону и съехавших с него на небольшое плоскогорье, я была уже вконец измучена и едва переставляла ноги. От влажной липнущей одежды тело дрожало и покрывалось мурашками. Зои беспрестанно капризничала. Сейчас я мечтала оказаться на её месте: чтобы кто-то нес на руках, кормил и бормотал слова утешения, а я бы только требовала и подгоняла, и чтоб в конце ждал родной очаг, материнские объятия и слезы счастья. Для неё это всего лишь сутки страданий, которые скоро закончатся. Ради счастья вернуться на один-единственный вечер домой я отдала бы полжизни.
Особенно трудно без родителей приходилось в самые первые годы. И когда тоска по ним становилась нестерпимой, Людо говорил, что в их раннем уходе тоже есть преимущества, например, они уже никогда не состарятся. Это слабо, но все же утешало. Теперь я понимаю, что скучала не столько по ним — их-то, как людей, я, пожалуй, толком и не успела узнать, кроме того, что мать была строгой и красивой, а отец жестким и сильным, — сколько по даруемому им чувству защищенности. Вот это самое чувство защищенности, а вовсе не горка обнесенных стеной камней, и есть дом. И именно его отнял возглавляющий наш отряд человек, сделав это так же играючи, как управлял своим конем и всем, за что бы ни взялся, выставив меня в жестокий взрослый мир, неподготовленную, растерянную, с обгоревшими бровями, плачущим Артуром и плюющимся проклятиями Людо. Артур потом много недель проливал по ночам беззвучные слезы, а Людо сгорал от стыда за него и ненавидел ещё больше и сделал все, чтобы вычеркнуть его из нашей жизни, жалея, что не может также удалить и из жизни земной.
Хотя, думается мне, помимо слабости, у Людо была дополнительная причина ненавидеть нашего тихого брата, хотя сам он никогда бы в этом не признался: именно Артур, а не он спас меня в тот черный злополучный день ценой собственного увечья.
Наше путешествие закончилось уже далеко за полдень перед крепким двухэтажным домом, обнесенным частоколом. Деревенька состояла из немногим более полутора десятков хижин, но он выделялся среди прочих размерами, добротным материалом, удачным местоположением и наличием сарая и пары-тройки других надворных построек.
— Здесь живет староста с семьей, — пояснил Альбрехт.
Когда мы пересекали двор под настороженное кудахтанье куриц и блеяние невидимых коз, из конуры выбежал лохматый пес, размерами и размазанными по белой шкуре черными пятнами напоминающий теленка, и залился оглушительным лаем. Разбуженная Зои, потерев глаза, присоединила к нему всю мощь своих легких. Дверь немедленно распахнулась, и на пороге показалась девушка примерно моих лет в простой суконной котте, с подоткнутым подолом и заплетенными в косичку волосами. Она обежала нас любопытным взглядом, радостно улыбнулась Бодуэну и, отвернувшись в дом, прокричала:
— Мама, мама, там господа приехали! Милорд приехал!
Последнее её особенно радовало. Пока Бодуэн поднимался по ступеням, она не переставала широко улыбаться и лукаво глянула из-под ресниц, когда он потрепал её по подбородку.
— Здравствуй, Раэли.
Из-за её спины уже выглядывали трое младших: два брата лет шести-семи и жующая кулак девочка лет трех. Хозяйка, та самая мама, стряхнула ладони от муки и подхватила младшую дочь на руки.
— Что же ты гостей на пороге держишь, — упрекнула она девушку и уже тише добавила. — А ну, брысь с глаз долой!
Раэли с сожалением скрылась где-то в глубине. Было видно, что, в отличие от дочери, старшую женщину приезд гостей не порадовал, но держалась она почтительно и поприветствовала каждого.
— Муж дома, Йоханна? — поинтересовался Бодуэн, перешагивая порог и оглядываясь.
Первый этаж состоял из одной большой комнаты, беспорядочно заставленной предметами обихода. В очаге на тагане булькал пузатый горшок, выше на выступающих вперед стойках помещалось уже готовое блюдо, предохраненное от остывания, с потолка свисал упрятанный подальше от кошачьих когтей окорок и желтая головка сыра; потревоженная плечом Пэтра, она теперь заманчиво поворачивалась то одним, то другим бочком. К очагу жались лавки, а на другом конце комнаты помещалась лохань для стирки, широкая кадка для купания детей и прялка — похоже, наше появление прервало работу старшей девушки.
— Пошел проверить силки перед грозой, скоро будет, милорд. А вы как на сей раз, с ночевкой али проездом?
«Проездом» она особенно выделила.
— Рассчитывал на второе, но сама видишь, что творится на улице. — Снаружи громыхнуло в подкрепление слов. — Боюсь, нам придется злоупотребить вашим с Ги гостеприимством.
— Какие уж тут зло-у-пот-ре-бле-ния, — с запинкой выговорила она трудное слово и резким жестом пригласила всех располагаться удобнее. — Обед почти готов.
— Отлично, тогда позаботься о моих спутниках: Альбрехта и Пэтра ты уже знаешь, а это леди Лорелея и врученная её попечению малышка, Зои. Я вернусь позже.
— А куда вы? — высунула нос Раэли, игнорируя многозначительный кулак матери.
— У меня есть одно дело в горах, — улыбнулся девушке Бодуэн.
— Как?! Разве мы не пойдем с вами к Камню? — вырвалось у меня.
— Нет, вы, миледи, останетесь здесь, чтобы смотреть за ребенком, а Альбрехт и Пэтр составят вам компанию и помогут Йоханне по хозяйству, если потребуется.
— Я могу оставить ребенка здесь! — горячо возразила я, но под возмущенным взглядом Йоханны стиснула зубы и добавила: — Нельзя же вам одному, вдруг что-нибудь случится.
— Ценю вашу заботу, — усмехнулся Бодуэн. — Если к ночи не вернусь, наутро заберете мое окоченевшее тело. Кирк укажет место.
— Ерунду не болтайте! — Раэли выбежала вперед, на ходу сдергивая с волос красный шнурок, схватила Бодуэна за руку и повязала ему вокруг запястья. — Вот, теперь точно не пропадете, — радостно сообщила она, запрокинув лицо со смешливыми глазами.
У любой другой это вышло бы безобразной дерзостью, но есть люди, бабочками порхающие по жизни и распространяющие вокруг себя лучи жизнелюбия, им все прощается, и окружающие улыбаются в ответ. Никогда к таким не относилась, поэтому продолжала угрюмо качать Зои, кипя от гнева.
Значит вся дорога, все неудобства и лишения были ради того, чтобы подождать Бодуэна в этой лачуге?! Надеюсь, его придавит валуном потяжелее.
— Вы ведь хотели проверить Зои у Камня, — привела я последний аргумент.
— Проверить? — сразу насторожилась Йоханна, загородив руками младших детей, как наседка цыплят. — Младенец хворый?
— Ничего такого, просто особенность, которая никому не передастся, — успокоил её Бодуэн и, повернувшись ко мне, добавил: — Мы теперь достаточно близко от него. Этого расстояния хватит для проверки, нет нужды мучить девочку лазанием по горам, да ещё в такую погоду.
Как будто она сама полезет.
— Разговор окончен, — отрезал Бодуэн, видя, что я собираюсь возразить, что-то тихо сказал Альбрехту и Пэтру и направился к выходу. Возле Зои замедлил шаг и тронул пухлую щеку согнутым пальцем, бросив мне:
