— Конечно, ты сделала совершенно правильно, — сказала Эмма, направляясь к лестнице, чтобы подняться наверх.
Шарлотта прочувственно вздохнула.
— Я же знала, что ты мне не простишь, поступи я иначе.
Глава 8
Войдя в спальню, Эмма увидела семейного врача Боскаслов, склонившегося над Эйдрианом. В комнате сильно пахло травяными припарками и жжеными перьями.
— Как он? — спросила Эмма, бросив взгляд на внушительную фигуру Эйдриана, распростертую на кровати.
— Пульс был нормальный, пока вы не вошли, леди Лайонс, — с некоторым недоумением ответил медик. — Возможно, услышав ваш голос, он разволновался, учитывая произошедшее накануне.
— Учитывая что?..
— Прошу прощения за то, что опять напоминаю об этом. Я знаю, что подобные случаи леди предпочитают забыть.
Значит, лекарь ничего не знает про вчерашнюю ночь, если только Эйдриан не бредил и не говорил во сне.
Эмма на цыпочках приблизилась к постели. Он повернул голову на подушке и встретился с ней блуждающим взглядом. Эмма была поражена тем, что увидела. Загорелая кожа прибрела землисто-белый оттенок, под глазами темные круги, глазницы провалились, а блеск карих глаз из-под полуопущенных век можно объяснить только горячкой.
— Он на себя не похож! — воскликнула она.
Врач покачал головой:
— Согласен. Я хотел поставить ему пиявки, но он меня оттолкнул.
— Я могу вам помочь, если это необходимо.
— Подождем немного. Я только что дал ему приличную дозу опия. Леди Лайонс, вы сами выглядите… усталой. Вам лучше присесть.
— Нет-нет, спасибо.
Эмма с отвращением смотрела на баночку с пиявками на столике у кровати Эйдриана. Бедняжка! Возможно, вчера ночью он не соображал, что соблазняет ее. А она? Выходит, она воспользовалась слабостью человека в бессознательном состоянии. Он, скорее всего, не понимал, что делает.
— Господи, — прошептала она, сделала шаг назад и стукнулась о столбик полога.
Эйдриан открыл глаза. У Эммы по спине пробежали мурашки. На мгновение ей показалось, что он в полном сознании и совершенно здоров. Но тут он запрокинул голову на подушки и тяжело застонал. Что все это значит? Эмма вопросительно посмотрела на врача.
— Он только что пришел в себя и вдруг снова потерял сознание. Вы видели?
Шотландец склонился над Эйдрианом и нащупал пульс.
— Он, кажется, спит. Я дал ему большую дозу снотворного. Скорее всего, увидев вас, он возбудился.
— Что? — в ужасе прошептала она.
— Видите ли, поведением больного управляют основные жизненные «соки»; кровь, желчь и так далее. Они влияют в числе прочего и на душевное состояние. Это медицинское понятие, леди Лайонс; и ни в коей мере не может вас оскорбить. — Врач встал. — Что-то в горле пересохло от запаха всех этих трав. Прошу меня извинить, но я на минуту выйду проветриться. Не думаю, что он скоро проснется. Если пожелаете, я могу позвать слугу.
— Я подожду вашего возвращения, — сказала Эмма.
Эйдриан не ожидал, что ему будет так стыдно за свой обман, за то, что причиняет Эмме столько огорчений. Тем не менее, выходить из игры он не собирался. Внимание, беспокойство очаровательной женщины… Это приятно волнует кровь.
Она дотронулась до его плеча и прошептала, что все будет хорошо. Какое блаженство слышать ее голос! Она — самая желанная, самая прекрасная из всех женщин, которых он когда-либо встречал. И она — из давно уважаемой им семьи. А как он себя повел по отношению к Боскаслам? Мысли путались. Опий притупил сознание, и он провалился в сон.
— Не бойтесь, — услышал он голос Эммы.
— Чего не бояться? — Должно быть, наступила ночь, и он спит.
— Темноты. Я здесь с вами и позабочусь о вас. Я знаю, что вам нужно.
И он это тоже знал.
Он с трудом сел в постели и уставился в темноту. В горле першило. Он не помнил, сколько времени она находится рядом с ним. Вот она раздевается, и халат медленно падает на ковер. Ее прекрасная грудь блестит подобно жемчугу. Стройные ноги, гибкие руки влекут к себе, но он не может дотянуться. В паху невыносимо жжет.
— Красавица, — шепчет он. — Никто… никто не должен вас увидеть.
Взгляд скользит по ее совершенному телу. Розовые соски, округлый живот, золотистые завитки, скрывающие сладкие складочки. Боже, почему у него совсем нет сил?
— Повернитесь, — хрипло произнес он, чувствуя, как под простыней разбухает член.
Она повернулась. Золотые с медным отливом волосы касаются белых упругих ягодиц. Он схватил ее за талию и просунул руку между атласных бедер. Она такая теплая, влажная, благоухающая. Она похожа на шаловливую маленькую нимфу. Он уткнулся лицом ей в затылок, а она выгнулась и тихо вскрикнула. Он сжал пальцами сосок и увидел, как он наливается и становится красным, как вишня.
Член у него болезненно пульсировал. Он откинул покрывало и усадил ее на колени.
— Я боюсь вас утомить, — прошептала она, осторожно поместившись между его мощных бедер. — Вы нездоровы.
— А вы поможете мне поправиться? — спросил он, ощущая себя сильным и горя нетерпением влиться в ее лоно.
Она улыбнулась и сжала ладонями крепкие груди. Темно-розовые соски были видны между пальцев.
— Вы не должны вставать с постели. Я сама знаю, что вам необходимо.
— Что мне необходимо? — прошептал он и со стоном сомкнул руки на ее бедрах.
Она подалась вперед, и его член исчез в золотых завитках. Но он ничего не ощутил и недовольно дернулся. Тогда она медленно приподнялась и взяла в ладони его член, помогая ему. Еще секунда, и он взорвется.
— Сейчас, сейчас, ненаглядная, — произнес он. — Я не буду спешить, чтобы тебе было хорошо. Я… не могу…
Откуда-то издалека донесся ее голос:
— Эйдриан… вам плохо?
Плохо ли ему? Ему будет хорошо, если только он найдет облегчение в их соитии.
Он сделал резкое движение, и тело ритмично задвигалось. Она вскрикнула, и он ощутил у себя на лице, на шее ее руки.
Но… она ускользнула от него. В паху ломило, он весь напрягся, болел каждый мускул. Она уходит от него! Он в отчаянии застонал и с мольбой прошептал:
— Пожалуйста.
Сквозь дурман прозвучал ее голос:
— Не надо так метаться.
— Я не буду. — Он дрожал, вдыхая сладкий запах ее волос, кожи. Ее грудь задела ему лицо. — Пожалуйста, Эмма, не уходите. Вы мне нужны.
Эйдриан открыл глаза и понял, что это был сон. Где-то в подсознании прозвучало пророчество отца: «Ты создан, чтобы все рушить, Эйдриан. Мою жизнь ты уже погубил».
