Выпад.
Назад.
Он отбросил ногой стул, вскочил на диван и нанес удар по несуществующему противнику у двери.
К несчастью, в этот миг дверь отворилась и вошла горничная с чистыми полотенцами и кувшином воды для умывания. Увидев Эйдриана, стоящего на диване со шпагой, направленной прямо на нее, она испустила пронзительный вопль, поставила на пол кувшин и хотела убежать.
Эйдриан опустил шпагу.
— Прошу прощения. Я тебя напугал?
Служанка покачала головой. Лицо у нее было скорее любопытное, чем испуганное. Эйдриан спрыгнул с дивана и внимательно посмотрел на нее.
— Я тебя раньше видел. Разве горничных не учат стучать, прежде чем войти в комнату джентльмена?
Девушка пожала плечами:
— Откуда мне знать? Он прищурился.
— Тогда кто ты?
— Кем она прикажет, тем и буду.
— Кто прикажет? Леди Лайонс?
— Ага. — Служанка нагнулась, чтобы поднять упавшие полотенца. — Я-то думала, что вы больны.
— Был, да и сейчас еще болен. Я увидел на потолке паука и хотел смахнуть его шпагой. Не выношу пауков.
Она посмотрела наверх.
— Да там нет никакой паутины.
— Конечно. Я ее разрубил.
Пытливые глаза осмотрели его с головы до ног.
— Не очень-то вы похожи на больного. Он уселся на край кровати.
— А ты — на горничную. Озорное личико засияло. — А я знаю, кто вы.
— Да ну? — Эйдриану все это было совсем неинтересно, и он сидел, покачивая между ног шпагой.
— Вы плут и враль.
— Я… кто?
— Вы мошенник.
Он сжал эфес шпаги.
— Что?
— У вас с головой все в порядке.
— Наверное, а иначе я не разговаривал бы с тобой.
Она понизила голос:
— Вы не сын герцога?
— Это… это не твое дело.
— А для чего вы притворяетесь? Дом хотите ограбить?
— Ах ты, нахальная мартышка!
— Тогда зачем?.. — Она захохотала. — Если дело не в деньгах… Мужчине нужны только две вещи.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать. Наверное.
— Судя по твоему разговору, ты выросла в притоне.
— Откуда вы это знаете? — удивилась она.
— Уходи, — устало произнес он.
— Сколько?
— Что — сколько?
Она прислонилась худеньким плечиком к двери.
— Сколько заплатите, чтобы я не сказала миссис зануде, что вы ее надули?
Эйдриан встал, все еще держа шпагу в левой руке. За всю свою жизнь он не причинил боль женщине. Но ни одна из них его ни разу не шантажировала.
— Ты знаешь, где я провел последние десять лет?
— Выращивали бархатцы?
Он подошел к ней и почти прижал к двери.
— Убивал людей, а двоим отрубил головы.
— Ясно! — Она кивнула. — Теперь понятно, почему вы ей понравились.
А девчонка выглядит совсем не глупой, подумал он.
— Откуда тебе известно, что я ей нравлюсь?
— Да потому что вы врун, а она гордится тем, что всех исправляет, учит уму-разуму, хорошим манерам. Вы — красавчик, но в глазах у вас черти бегают.
Он холодно улыбнулся:
— В таком случае тебе лучше меня не сердить.
— А зачем? — Она протянула ему руку. — Меня зовут Харриет, и я стану леди. Мир?
— Нет. Принеси мне чистые полотенца. Ты наступила на те, что уронила, а я очень разборчив в том, что касается моего туалета.
Она неловко присела в книксене.
— Я их вышью золотыми нитками и выглажу, только бы вам угодить.
Он усмехнулся. Иметь союзника никогда не вредно.
— Значит, мы друг друга поняли?
Она, нисколько не смутившись, усмехнулась в ответ.
— Я всегда говорю, что плуты и жулики должны держаться вместе.
Через час Эйдриан снова начал изнемогать от безделья и покинул свое заточение, решив побродить по комнатам внизу и погулять в саду.
А вдруг ему повезет, и он встретит Эмму? И она будет одна. То, как она его ласково журила, внушало надежду. Вот бы прогуляться с ней по саду! Он бы подтрунивал над ней, а она так мило сердилась бы. Она наверняка отругает его за то, что он встал с постели. Возможно, даже возьмет его за руку и предложит посидеть на скамейке.
Он проходил мимо беседки и вдруг неожиданно для себя оказался около стайки дебютанток с альбомами для рисования. Он замер. По их лицам он понял: либо опять нарушил этикет, помешав уроку, либо их предупредили, что его следует избегать, как нежелательную персону.
Эмма его придушит, если он поставит ее в неловкое положение перед ученицами. Но было уже поздно ретироваться незамеченным, так как одна из девочек подняла глаза от альбома и радостно закричала:
— Ну и ну! Гляньте-ка, кто восстал из мертвых! Сам герцог!
Опять этот голос. Эйдриан весь сжался. И эта нахальная мордашка. Опять эта беспризорница. Он вежливо кивнул Эмме, поднявшей на него глаза. Ее лицо было беспристрастным. Радости она не выказала, а просто неподвижно сидела, похожая на скульптуру, с которой делают рисунок. Возможно, она боится, что он ее выдаст.
— Простите, — сказал он, еще раз поклонившись. — Я не хотел причинить неприятность и сорвать вам урок.
У Эммы вырвался вздох. Ничего себе неприятность. Неприятность — это когда кошка лезет на дерево за белкой или когда служанка пререкается с дворецким. Присутствие же Эйдриана среди десятка юных особ сродни появлению божества из разверзшихся небес.
Охи. Ахи. Эмма подняла руку, чтобы утихомирить своих подопечных.
— Успокойтесь, пожалуйста. Молодая леди не должна хихикать при виде джентльмена.
Но какого джентльмена! Она сама была готова закричать. Высокая, грациозная фигура, красоту подчеркивает белая рубашка, узкие светло-коричневые брюки заправлены в сапоги. Короткие волосы цвета спелой пшеницы немного растрепались, но это лишь усиливало его привлекательность. Полубог. Ее тайный возлюбленный. Боже! Как же ее тянет к запретному!
Эмме не удалось отвлечь учениц от лицезрения Эйдриана. Да и ей самой было трудно от этого удержаться. Как это сделать, когда он открыто смотрит на нее? И к тому же радостно улыбается. Она укоризненно покачала головой. О чем он только думает? Неужели без памяти влюблен? Но у нее хватает ума, чтобы понять — это не так. Плуты умеют разыгрывать любовь весьма убедительно и получают удовольствие не столько от победы, сколько от преследования.
