— Шарлотта? — Не веря своим глазам, он пошёл ей навстречу. — Что ты здесь делаешь? В саду холодно.
Она испуганно вскрикнула.
— Я бы могла спросить тебя о том же.
— Я вышел, чтобы выкурить сигару, — ответил он и похлопал себя по карману жилета.
— Ну а я искала… Харриет. — Она потянула носом: — Странно. Я не чувствую табачного запаха.
Он огляделся:
— А я не вижу Харриет.
Но тут Гейбриел заметил лестницу, прислоненную к беседке. И почти одновременно лестницу увидела Шарлотта, потому что тихонько ойкнула.
Оба ничего не сказали. Гейбриел не знал, что подумала Шарлотта и что означает лестница, прислоненная к стене. Хотя… Возможно, это имеет отношение к словам Хита. Гейбриел не стал строить догадки — его дело поскорее сообщить братьям, что он увидел.
Ему не могло прийти в голову, что Волк похитил Эмму. Навряд ли у кого-либо хватит на это смелости. А вообще-то обидно, что Эмма такая не в меру щепетильная. Она красавица. Эти волосы цвета абрикоса и гладкая кремовая кожа… Гейбриел был уверен, что в один прекрасный день в нее влюбится и потеряет голову какой-нибудь бедняга.
А если это Волк?
— Пойдем-ка в дом, — равнодушным тоном произнес он, — пока нас не хватились.
— Я тоже так думаю. — Шарлотта поспешила сделать это первой и почти что оттолкнула Гейбриела от двери.
Из мансардного окна донесся тонкий голос, и над подоконником появилась голова Харриет в ночном чепце с оборочками.
— Вы не могли бы болтать в доме?
Гейбриел сердито посмотрел наверх.
— Уж не ко мне ли ты обращаешься, мисс юная нахалка?
— Да. И что из этого? — Харриет вгляделась в него и заявила: — Ба! Я вас знаю.
Гейбриел хмыкнул.
— Если это про меня, то я сомневаюсь.
— Да я видела, как вы шлялись в трущобах.
— Это был не я, — с досадой сказал Гейбриел. По крайней мере, последнее время он там не появлялся.
— Тогда, возможно, у тебя есть распутный близнец, — насмешливо заметила Шарлотта.
— У меня хватит распутства и на тройню, — огрызнулся Гейбриел. — Кстати, как поживают твои братья?
— Я их не спрашиваю. — Она смерила его подозрительным взглядом. — А твои?
Он пожал плечами:
— Понятия не имею.
— А… — Харриет стукнула кулаком по подоконнику. — Кое-кому необходимо выспаться. Если не кончите чесать языком, я устрою такой шум, что разбужу весь дом.
Гейбриел поднял бровь. У него было предчувствие, что еще до утра шума хватит не только в доме, но и в целом Мейфэре.
Эмма со стоном опустилась на постель.
— Задерни, пожалуйста, полог, — попросила она. Как будто темнота может скрыть их неприличную страсть!
Он навис над ней. Рубашка наполовину соскользнула с плеч. В его чувственности было что-то первобытное, и вел он себя как неукротимый зверь.
— А если мне приятно на тебя смотреть?
— Не надо…
— Тише, любовь моя, — сказал он, расстегивая брюки. — У меня голова кружится, — еле слышно произнесла она. — Мне кажется, я сейчас потеряю сознание.
Веки у нее задрожали, и она закрыла глаза, когда он опустился на кровать. Большая ладонь нежно гладила ей лицо, горло, грудь. Она бедром ощущала его твердый член. Ноздри щекотал смешанный с мятой запах мужского тела.
— Ты не потеряешь сознания. — Он поцеловал налившиеся кончики сосков. — Хотя бы пока я тебя не…
— Эйдриан! — Она открыла глаза. — Только не это слово.
Он засмеялся и сжал ее ногами.
— Хорошо, не скажу, но сделаю это для вашей же пользы, леди Эмма. А сначала можно мне припасть к вашей груди? И могу ли погладить то, что укрыто у вас между ног?
Эмма закусила верхнюю губу.
— Разве необходимо описывать все детали? Белые зубы сомкнулись вокруг нежного соска. У нее от удовольствия выгнулась спина.
— Самое главное как раз в деталях, — промурлыкал он, повторяя ее же слова, сказанные ему на свадьбе. — Маленькие штрихи, мелочи.
У Эммы вырвался смех.
— Я сделаю вам выговор, милорд… позже.
А он тем временем переместил ладонь вниз, задев влажные завитки на бугорке. Большой палец начал поглаживать плотный бутончик, спрятавшийся между мягких складочек.
— Ты вся шелковая, — тихо пророкотал его голос. — Моя искусительница.
Она искусительница? Менее всего это относится к ней. Но Господи, как прекрасно это звучит.
— Подожди, — прошептала она со слезами на глазах. От прикосновения его пальца тело затрепетало от желания, из горла вырвался стон. Член Эйдриана упирался ей в бок, и, казалось, разрастался в размере. Эмма облизнула нижнюю губу. Она представила, как его тяжелая мужская плоть погружается в нее.
— Эмма, ты как сливки. Я хочу тебя облизать…
— Не говори…
Она сейчас умрет, это страшно, невыносимо.
— Я хочу окунуть в тебя лицо. Столько сливок…
У нее приподнялись бедра, и она — о, какой стыд! — раскинула ноги. Ей хотелось, чтобы этот огромный член оказался у нее внутри и утолил ее голод.
— Я не могу…
— Можно тебя лизнуть? Ну пожалуйста!
— Я не могу ни думать, ни дышать…
Спина у нее напряглась. Его пальцы… Внутри все сжалось, она задрожала.
— Вот так, любовь моя, — хриплым густым шепотом произнес он, — вот так настоящая леди показывает своему лорду, чего она хочет.
У Эммы вырвались рыдания. А он опустил голову, и его лицо оказалось у нее между бедер.
Она, извиваясь, сжимала ногами его крепкие плечи. Все тело у нее пульсировало.
Эйдриан отодвинулся от нее, поднялся с кровати и начал торопливо раздеваться, словно догадался о ее нетерпении полюбоваться на его обнаженное тело.
Эмма не могла отвести от него глаз. Она похотливая женщина, пронеслось в голове. Чем она лучше Гермии, которая досаждает джентльменам, уговаривая их позировать ей, но Эйдриан — это шедевр природы. Словно высеченная из мрамора обнаженная грудь и выпирающие мышцы, едва заметные шрамы — свидетельства битв. Взгляд переместился к плоскому, мускулистому животу и ниже, к чреслам — к внушительному члену, похожему на меч. Она не удержалась от восторженного вздоха. Такой мужчина может заставить женщину рыдать.
Эмма закрыла глаза, чтобы он не догадался о ее мыслях. А он со смехом опустился на кровать.
— Можешь смотреть на меня сколько угодно. — И провел ладонью по ее груди, слегка пощипывая пальцами соски.
