Договорившись, мы снова занимаем свои места, и Тесса опять обращается к Совету:
– Мы допросим свидетелей по одному и закончим допросом обвиняемого.
* * *
Утро переходит в день, и в зале становится жарко и душно. Мы ведем допрос уже несколько часов, но ничего нового так и не узнали. Каждый свидетель говорит об одном и том же – Дженсен облегчил страдания мальчика с помощью магии, к которой он не имел права прибегать. Пара, которая встретилась с Дженсеном и Боу на тропе, показала, что они слышали отчаянные детские крики, но, когда увидели Боу, он лежал спокойно – и, похоже, не испытывал боли, – а его отец лечил его ногу. Я пыталась задавать им такие вопросы, чтобы сбить их с толку: «Могли ли вы слышать крики какого-то другого ребенка? Мог ли Боу находиться в состоянии шока? Как вы можете знать, что именно сделал Дженсен, если вы не видели этого своими глазами?»
Но показания остальных свидетелей таковы, что все это не имеет значения.
Гвардейцы говорят, что, едва они начали допрашивать Дженсена, Боу с гордостью заявил, что его папа вылечил его ногу и унял боль.
Врачеватель Ран и Травм показал, что он осмотрел Боу вскоре после того, как все случилось, и обнаружил у него следы недавно залеченного открытого перелома бедренной кости. По его мнению, нет ни малейших сомнений, что мальчик сломал ногу и был исцелен с помощью магии.
Наконец наступает черед самого Дженсена. У меня сейчас такое чувство, будто мои нервы были выжаты, как постиранное белье.
Тесса приглашает Дженсена подойти, и он садится на стул для дачи показаний, двигаясь так медленно, словно он глубокий старик. Джейси наливает немного сыворотки правды в небольшой рог и протягивает питье ему.
Поднеся керас к губам, Дженсен кривится, и я сразу же вспоминаю, как пила эту зловонную жидкость после того, как из костницы были украдены кости моего отца. А также ужасное, тошнотворное чувство потери контроля над тем, что я говорю. Ощущения, что слова слетают с моего языка сами собой, едва мне задают вопрос. От этого воспоминания меня немного мутит.
Дженсен выпивает сыворотку правды одним глотком.
Первым вопрос ему задает Брэм, слегка подавшись вперед.
– Как вас зовут?
– Дженсен Найлз. – Ответ следует немедля.
– У вас есть магический дар? – спрашивает Тэйлон.
– Да, я Врачеватель.
– Какого рода? – продолжает Тэйлон.
– Врачеватель Болезней.
Когда приходит моя очередь вести допрос, я смотрю Дженсену в глаза.
– Расскажите нам, что произошло, когда Боу сломал ногу.
Дженсен рассказывает примерно то же, что я уже видела, когда гадала на костях. Он взял Боу с собой, когда отправился к пациентке. Лошадь испугалась. Боу упал и сломал ногу. Когда Дженсен говорит о своем сыне, его лицо проясняется, глаза сияют.
– Каково вам было смотреть, как его терзает боль? – спрашиваю я.
И краем глаза вижу, как члены Верховного Совета поднимают брови или хмурятся. Но мне все равно. Они должны это знать.
– Это было невыносимо, – отвечает он.
– Что бы произошло, если бы вы не залечили перелом вашего сына?
– Он бы умер. – Дженсен не отводит глаз.
Я киваю Джейси, давая понять, что закончила. Мне хочется провести весь допрос самой, но мы договорились, что каждый из нас будет задавать только несколько вопросов подряд, чтобы затем свои вопросы мог задать следующий член команды.
– Вы использовали запретную для вас магию, чтобы вылечить вашего сына? – спрашивает Джейси.
Я сжимаю зубы и смотрю на свои колени. Этот вопрос хорош для выяснения правды, но ужасен, если речь идет о том, чтобы выручить Дженсена.
– У меня не было выбора, – отвечает он, и голос его звучит ровно. – Любой родитель поступил бы так же.
– Вы прибегли к магии заживления случайно? – продолжает Джейси.
– Нет.
– Тогда у вас был выбор. – Ее тон говорит о том, что ее слова – это утверждение, а не вопрос, и, по-видимому, Дженсен истолковывает их так же, поскольку он не отвечает. – Продолжай, Никлас.
Никлас подается вперед:
– У вас есть метка мастерства?
– Конечно.
– Мы можем увидеть ее?
Одна из членов Совета, не имеющая магического дара, говорит:
– Это необычная просьба. Почему вы просите подсудимого показать вам его метку?
– Готовясь к рассмотрению этого дела, я провел некоторые изыскания и обнаружил кое-какие сведения, относящиеся к тем временам, когда обряд сопряжения с магией еще не был введен в обиход. Оказывается, вид метки мастерства меняется, если человек становится мастером более чем в одном магическом ремесле.
– Каким образом?
– Форма рисунка метки показывает, сколько видов магии он освоил. Например, это может быть обоюдоострый меч, если человек владеет магией двух видов, или нечто четырехугольное, если он освоил целых четыре.
Члены Верховного Совета перешептываются – они явно впечатлены. Похоже, они не ожидали, что мы выясним этот факт и зададим такой вопрос.
Но моя матушка знала.
На меня обрушивается панический страх. Я слышу ее голос: «Твоя метка мастерства имеет три угла». Тогда я не вполне поняла, что она имеет в виду.
Внезапно меня охватывает такое чувство, будто на стуле для дачи показаний сижу я сама. И Верховный Совет требует, чтобы я засучила рукав и показала то, что скрыто под ним. Чтобы сделать меня виновной, им будет достаточно увидеть мою метку мастерства – треугольный изящный плетеный узор из синих и фиолетовых линий. И тут до меня доходит, что мне придется скрывать эту метку не только пока я буду учиться, а всю мою оставшуюся жизнь. Она будет свидетельствовать против меня до конца моих дней.
– Умно, – говорит Никласу член Совета. Затем поворачивается к Дженсену: – При обычных обстоятельствах мы не стали бы осматривать метку мастерства без согласия ее обладателя. Однако у нас есть все основания приказать вам предъявить нам вашу. Засучите рукав.
Дженсен подчиняется. Его метка мастерства имеет форму крыльев.
* * *
– Мы должны признать его виновным, – говорит Джейси.
Члены Верховного Совета приказали вывести из зала свидетелей и покинули его сами, так что мы шестеро остались здесь одни, чтобы обсудить наше решение. Мы спустились с возвышения и расселись на скамьях в первом ряду.
– Ничего мы не должны, – возражаю я. – В наших инструкциях сказано, что Верховный Совет оставит наше движение в силе, каким бы оно ни было, так что давайте поступим справедливо и признаем его невиновным.
Тесса кладет ладонь на мое предплечье.
