Это тот самый меч, который убивает меня.
У меня сжимается горло.
Брэм касается моего плеча.
– Скажи нам, что тебе нужно.
Мне нужно, чтобы Лэтам сдох. Я едва не произношу это вслух, но сдерживаю свой порыв.
– Я сейчас попытаюсь погадать на одной из этих костей.
– Тебе нужна кровь? – Тесса протягивает мне руку. – Ты можешь использовать мою.
– Нет. – В моем горле встает ком.
– Но как же ты…
– Эти кости – усилители.
Тесса вскидывает брови. В ее глазах можно прочитать немой вопрос.
– Это запретная магия, – поясняю я. – Поскольку Лэтам жестоко убил мою бабушку, ее кости особенно сильны.
По лицу Тессы пробегает тень. Она не спрашивает, откуда я знаю про такие гнусные вещи, не уточняет, пользовалась ли я ими прежде, но не думает ли она о том, чтобы спросить?
Я беру с этажерки одну из стеклянных банок и откручиваю ее крышку. Лэтам поместил половинки кости так далеко друг от друга, что они еще не начали срастаться. Должно быть, он не хочет, чтобы они срослись быстро. От этой мысли в моем сознании начинают тесниться вопросы. Но я должна отмести их прочь, иначе я не смогу сосредоточиться на гадании. Я осторожно вынимаю из раствора обе половинки кости и кладу их на кусок бархата, расстеленный передо мной. И чувствую стеснение в груди, когда замечаю, что края кости обуглены. Лэтам уже использовал ее при гадании с применением огня.
Я накрываю кость ладонью и закрываю глаза.
Картина, встающая передо мной, так ярка, будто эта кость только и ждала меня. Теперь я понимаю, почему усилители так манили меня на другом моем пути. Я недооценивала упоение, которое приносит их применение – все выглядит так отчетливо, так живо. Это гадание не похоже ни на какое из тех, которые я проводила прежде.
Я, словно птица, парю над множеством дорог, расходящихся подо мной, будто ветви гигантского дерева. Среди них нет ни более, ни менее ярких. Похоже, эта кость рассказывает о выборе не больших, а малых решений. Но что же Лэтам искал?
Я выбираю первый попавшийся путь и начинаю исследовать его.
Передо мной вдруг предстает Лэтам – здесь он маленький мальчик лет семи или восьми. Не знаю, как я поняла, что это он, но я уверена в этом так же, как уверена в своем собственном имени. Мальчик сидит на подоконнике и ждет, прижав ручки к оконному стеклу. Его тело напряжено от предвкушения. Когда он видит, что по дорожке, ведущей к дому, идет его отец, его охватывает бесхитростная радость. Он подбегает к парадной двери, распахивает ее и бросается в объятия своего отца.
– Папа!
Отец Лэтама коротко смеется и поднимает его в воздух.
– Как тут мой маленький мышонок?
– Я не маленький, – говорит Лэтам, пытаясь надуться, но не может сдержать улыбку.
– Тогда как же мне тебя называть? «Большой мышонок» звучит как-то не так? Может, «моя крыска»?
– У-у, нет!
Отец Лэтама ставит его на пол и ерошит его волосы.
– Думаю, в таком случае тебе придется остаться мышонком, маленьким мышонком.
Он снимает свой плащ и вешает его возле двери. Лэтам следует за ним на кухню, где он запечатлевает поцелуй на лбу своей жены. Лэтам закрывает глаза руками, и оба его родителя смеются.
– А чем ты сегодня занимался, пап?
– Делами Совета. Мы приняли множество важных решений.
– Каких?
– Ну, к примеру, мы голосовали о принятии в Совет нового члена.
– И за кого проголосовал ты?
– За Костореза по имени Джонас.
– И он победил?
– Да, победил. С перевесом в один голос.
Отец Лэтама опускает ложку в кастрюлю, кипящую на плите, подносит ее ко рту, дует на нее и пробует еду.
– Когда я вырасту, я стану членом Верховного Совета, чтобы иметь возможность принимать множество важных решений.
– Отлично, – говорит его отец.
Я не могу определить, относится ли это к соусу или к тому, что сейчас сказал его сын. И прежде чем я успеваю это узнать, путь, который я вижу, вдруг подходит к концу.
Я сразу же выбираю другой. Он начинается так же – Лэтам сидит на окне и с нетерпением ждет возвращения своего отца. Но на сей раз его отец приходит домой в дурном расположении духа. Он не называет своего сынишку «маленьким мышонком» и отмахивается от его вопросов.
– Ты сердишься на меня, папа?
Отец Лэтама вздыхает:
– Нет, конечно же, нет. Просто у меня был тяжелый день в Замке Слоновой Кости, только и всего.
Лэтам садится на спинку стула.
– А что в нем было тяжелого?
Его отец ерошит его волосы.
– Одно голосование прошло не так, как хотел я.
По моим рукам пробегают мурашки. Я изучаю еще один путь, затем еще один. И все они заканчиваются одним и тем же – отец Лэтама рассказывает, кого приняли в Верховный Совет.
Моя рука дрожит, когда я убираю ее с кости. Мороз пробегает у меня по спине, ибо я поняла, чего добивается Лэтам.
Он пытается повторить то, что произошло, когда я разломила ту кость надвое. Когда срастется вот эта бабушкина кость, реальным станет только один из показываемых ею потенциальных путей. Но в отличие от того, что произошло на моем доведывании, это не будущие пути – нет, эти решения были приняты много лет назад. Бабушка часто повторяла, что прошлое окончательно и неизменно. Но я мысленно слышу, как перед своей гибелью матушка спорит с Лэтамом и говорит: «Есть вещи, которые нельзя изменить».
А когда в моей памяти звучит ответ Лэтама, мою душу затопляет леденящий страх: «Если имеешь достаточно магической силы, можно изменить все». Лэтам не пытается изменить будущее.
Он пытается изменить прошлое.
Глава двадцать вторая
По дороге обратно в Замок Слоновой Кости я немного отстаю от остальных, уйдя в свои мысли. Тесса или Брэм то и дело оглядываются, бросая на меня встревоженные взгляды, и я вижу, что им не терпится закидать меня градом вопросов, но они сдерживают свое любопытство. И я благодарна за то, что они дают мне передышку.
Мне тошно, что я оставила кости бабули там, где мы их нашли, но у меня не было выбора. Если бы я забрала их, Лэтам бы узнал, что я побывала в потайной комнате его магазина, и мы бы потеряли ту единственную ниточку, которая может привести нас к нему. И тогда я никогда не найду останки матушки. И не смогу его остановить.
Мысленно я даю себе клятву, что скоро вернусь и отвезу кости бабушки домой. И заставлю Лэтама заплатить также и за то, что я пережила сегодня, в придачу ко всем остальным ужасам, которые он принес в мою жизнь.