И мой ответный шепот: «Да».
Но как только она приблизилась ко мне, он вонзил в ее спину нож. И посему теперь я стискиваю зубы, хотя и отчаянно хочу сказать «да» и услышать его ответ.
– Нет? – говорит он. – Тебе совсем не любопытно?
От звука его голоса мне становится не по себе. Хоть бы он замолчал. Я не могу думать, когда его голос звучит в моей голове, мне не под силу придумать план. Он переводит взгляд на Брэма, и до меня доходит, чего он хочет от меня. Ему нужно, чтобы я отпустила руку Брэма, чтобы мы разделились и я стала еще более уязвимой. Но я не стану делать того, чего желает он.
– Я слыхал, что Брэм опять принялся учить, – говорит Лэтам, продолжая наш односторонний разговор.
– Не смей, мерзкий червяк. – В голосе Брэма звучит гнев. Мое сердце сжимается, словно готовясь к удару.
На лице Лэтама написано самодовольство:
– Ну и как, ты смогла уловить, что к чему?
– Прекрати! – Брэм засовывает в мешочек всю руку, и я слышу хруст нескольких ломаемых костей.
Но Лэтам только смеется:
– Скажи ей.
Брэм тянет меня за руку:
– Пойдем.
Но я не шевелюсь.
– О чем он толкует?
Взгляд Брэма устремлен на меня. Он открывает рот, потом закрывает опять.
– Что ты должен мне сказать?
– Я тоже не сразу понял, что к чему, – говорит Лэтам, – но потом это пришлось так кстати. После этого взломать замок на ларце с костями твоего отца оказалось проще простого. Брэм – хороший учитель, так что тебе повезло.
Мое сердце замирает, зрение дробится.
Я отпускаю руку Брэма и делаю шаг назад.
– Ты ему помог? – Мой голос стал высоким и тонким. – Ты помог ему украсть кости моего отца?
Лицо Брэма искажено:
– Нет, Саския, нет.
– Значит, он лжет?
– Все было не так. Тогда я не знал, каков он. Не знал, что у него на уме.
Мне казалось, что Лэтам не сможет причинить мне еще большую боль, но я ошибалась. Я вспоминаю, как Брэм появился в Мидвуде после того, как погибла моя мать. Я тогда спросила его, как он узнал о том, что произошло. Как он узнал, что ему надо прибыть в наш город.
«Мне сказал Наставник Лэтам… Он прислал мне Быстрое Письмо, в котором написал, что тебе не помешал бы мой визит».
Деклан продавал кости моего отца на черном рынке – но это Брэм помог Лэтаму их заполучить.
Я делаю еще шаг, но потом застываю. Я только что подошла к Лэтаму еще ближе и слышу его злобный смех:
– А что, если я скажу тебе, что на одном из своих путей – и может статься, даже на этом – ты подошла ко мне сама?
– Я тебе не верю.
Он улыбается – это улыбка человека, который знает что-то такое, чего не знаю я.
Он берет с полки большую костяную флейту, вертит ее в руках, и я вдруг вижу на ней ярко-оранжевое изображение солнца.
Время замедляется. Останавливается. Поворачивает назад.
Я маленькая девочка семи лет, не более. Ветер треплет мои волосы, когда матушка качает меня на качелях, подвешенных к дереву в нашем дворе.
– Тебе тоже надо попробовать покачаться, мама, – говорю я, закинув голову назад, чтобы мои длинные волосы коснулись травы.
– Это все равно что летать.
И она так и делает. Садится на качели и раскачивается. И ее смех сливается со щебетом птиц, сидящих на ветвях. Ткань ее юбки сдвигается с колен, и я вижу желто-оранжевую метку у нее на бедре.
– Что это? – спрашиваю я, когда она отлетает назад.
– Мне всегда казалось, что это похоже на солнце с лучами. – Она разглаживает юбку на ногах, опять подлетев ко мне.
– Как у тебя появилась эта метка?
– Она проступила, когда твой отец вдруг сделал мне сюрприз, показав этот дом. Наш первый общий дом. – Ее стопы скребут по траве, и качели замирают. – Это был взрыв радости, – говорит она, затем касается моего носа. – Как сейчас.
Воспоминание затухает, но я все еще помню, как по мне разливалось тепло.
А теперь Лэтам держит в руках костяную флейту, на которой красуется солнце с венцом из лучей.
Костяные флейты применяются для того, чтобы управлять животными. И изготавливают их из костей тех самых существ, которыми они и должны управлять. Но что, если флейта сделана из человеческой кости? Что, если эта кость принадлежала моей матушке?
По моему телу разливается холод. В моих жилах стынет кровь.
Он улыбается, прикладывает флейту к губам и начинает играть. И я слышу знакомую колыбельную, ту самую, которую мне, бывало, пели и матушка, и бабуля.
«Эй, пойдем со мной в мир снов,
В мир детей и мудрых сов.
Эй, пойдем со мной в мир снов
И оставайся со мно-о-ою».
* * *
– Иди ко мне, Саския, – говорит матушка.
Я вижу ее перед собой, она простирает ко мне руки. В моей душе вспыхивает радость.
– Матушка? – Я делаю шаг к ней.
– Мне не хватало тебя, – говорит она.
К моему горлу подступают рыдания.
– Мне тоже тебя не хватало.
– Саския! – слышу я, и музыка затихает. Образ матушки расплывается, начинает распадаться.
Я в смятении оглядываюсь по сторонам.
Передо мной всплывает лицо Брэма, его пальцы сжимают мою руку.
– Пойдем со мной.
Музыка начинается снова. «Пойдем со мной в мир снов…»
Образ матушки становится четче. Она открывает мне свои объятия.
Какая-то сила резко дергает меня в сторону. Лицо Брэма. «Пойдем со мной». Лицо матушки. «Пойдем со мной».
Музыка резко обрывается, на меня обрушивается шум. Люди кричат, на пол опрокидываются вещи. Я будто пробуждаюсь ото сна – образ моей матушки начинает растворяться, и мне не под силу его удержать. А потом меня накрывает разочарование, ибо я осознаю, что ее не было тут вообще.
Я поднимаю глаза, и мой кошмар оживает. Предо мной стоит Лэтам, держа в руке меч. Его глаза хищно блестят.
Между нами стоит небольшой круглый стол. Я могу воспользоваться им как щитом. Если он не сможет дотянуться до меня, то не сможет и убить.
Я кладу руку на гладкую столешницу, чтобы не дать ему отодвинуть стол. Он опять хитро улыбается, как будто он все еще играет на флейте, а я продолжаю идти у него на поводу. Что же он знает такое, чего не знаю я?
В зал влетает ворон, отчаянно крича. И пикирует на Лэтама, целясь ему прямо в глаза.
