Дорога сильно обременялась тем, что приходилось пробираться чрез заросли. Но интуиция уже молчала, страх исчез, столкновения с военными опасаться не стоило. Ровальд, потихоньку и всё больше проникался доверием к собственной интуиции.
Ночевал в лесах. Даже если он встретит некое поселение по пути, денег нет, чтобы позволить себе хотя бы местную пищу. После готовки Беллы так хотелось органики. В таких случаях приходит понимание, что репликатор производит съедобную бумагу.
Одной из ночей где-то посреди леса, под звёздами и луной, которой был плавающий дом землян — Вега. Отсюда сквозные дыры не видны. Но нее вечен покой в зарослях. Вскоре Ровальд познакомился и с новым обитателем. Диким, очень похожим на кабана, но лазающему по деревьям как обезьяна. Хорошо, что сон не лез, и удалось вовремя заметить зверя, который был жаден. Обнюхивал руки чужака длинным кабаньим рылом, одновременно облизывая языком то, что обнюхивала. Из пасти разило падалью.
Ровальд невольно дёрнулся от вони, скривившись.
Уродливое животное захрюкало, раскрывая пасть, из которой ровными крями показались тупые пирамидальные зубы. Но дичь была не проста. Ровальд резко ударил коленом пасть зверя, захлопывая её, отпихивая сапогом вонючее рыло раз за разом, а зверь всё тянулся.
Кое-как оттолкнув от себя зверюгу, достал то единственное оружие, что могло помочь. Лезвие пехотного ножа опасно блеснуло возле рыла, которое хряко-обезьяна молниеносно убрала в сторону и в испуге дала дёра.
Так, посреди ночи, за огромной зверюгой гонялся одинокий человек с другой планеты. Зверь пытался убежать по прямой, но Ровальд, под звуки работы экзоскелета, догонял. Видя это, оно меняло траекторию, и полезло на деревья, продолжая петлять. Но Ровальд не отставал. Он лез следом, не менее проворно. Там, где не было сучьев, археолог ловко опирался на нож.
Прыгая с дерева на дерево, лазающая безобразина, видела, как страшная тень приближалась следом, и стала повизгивать. Прыгало, лезло ещё выше, отталкивалось и летело в неизвестность, прямо в полёте через овраги, цепляясь за сучья. В конце концов, Ровальд запомнил метод передвижения зверя, и постепенно, перенимая повадки, сам стал двигаться подобным образом. Палатка была уже далеко позади, но он вошёл в азарт и не заметил, что зверь от усталости стал разбрызгивать слюнями в полёте.
Хряк будил ночь воплями, а Ровальд уже потихоньку гладил кинжалом его по спине, пока в какой-то миг чудо-зверь не нырнул в дыру в земле. Ровальд остановился, глубоко дыша и улыбаясь. Наверно, древний человек так же гнал мамонта в ловушку, мечтая пожрать заслуженный кусок мяса. А Ровальд свежего мяса за всю жизнь всего несколько раз, такой шанс упускать было нельзя.
— Всё…
Раздвигая тонкие коренья, словно шторы, бесстрашно голодный археолог полез внутрь. Зверюга, как миленькая, сидит в уголке, замерев. Но пробуждённая интуиция показала иную картину. Несколько таких же зверюшек поменьше стояли на защите этой громадины.
Они боялись, рыча, грозно выхрюкивая мелкие угрозы, держались вместе. Детёныши. Всего лишь стая детёнышей.
Ровальд нехотя опустил нож, который последний раз опасно блеснул и зверьки, растеряв храбрость, тут же прижались к родителю.
— Эх, моё жаркое. — Мирясь с утратой ушёл археолог.
Грязный, голодный, он с трудом нашёл палатку, в которою свалился и заснул. В животе противно заурчало, но на душе тепло. Теперь он самый страшный зверь в лесу.
* * *
Вместо сна перед глазами явилась темнота, которая вспышками сменялась ужасными картинами. Постепенно видения захватили разум, став чётче. Вскоре, он погрузился в них с головой, где увидел, что окружен.
Вспышка.
Несут на носилках в какие-то пещерные глубины, в сознании появилось слово Зиккурат.
Вспышка.
Центр апокалипсиса. Со всех сторон ломается поверхность. Деревья волнами, как будто на берегу моря, падали и заворачивались. Деревья превратились в людей. Они кусались в злобе пытаясь сожрать друг друга. Тянулись к Ровальду. Спереди выступило четыре тени в капюшонах. В руке каждого длинная коса смерти. Они приближались, занеся над головой страшное орудие.
Вспышка.
Ровальд в гуще битвы. Поверхность устилают тысячи погибших в блестящих доспехах. Адская битва разверглась, окропя кровью всё, за что мог уцепиться взгляд. Вдали раздавались крики и нежелание сдаваться. Толпа на толпу, нерон на воина в доспехах. И все остановились. Повернули головы на Ровальда. Но смотрели не на него. На что-то за ним. Ровальд обернулся. Это был Страж. Доспех, что хранился на складе седьмого Эсхельмада, смотрел пустыми глазницами прямо в душу. Смотрел зловеще и недобро. Словно сила миров и разрушения таились внутри, имели свою волю, сознание, желание схватить его душу.
Страж протянул руку на встречу. Весь мир застыл. Ветер остановился, молекулы прекратили движение. Лишь тёмный крестообразный взор доспеха, переживший тысячелетия, над археологом.
Страж показал пальцем на Ровальда и произнёс ртами тысячи павших воинов, которые лежали на земле:
— Ты следующий.
Доспех стал отдаляться, покрываться туманом, а сам Ровальд отдалялся в противоположную сторону. Расстояние росло, но точка, чёрная точка, которой был Страж, казалось, смотрит сквозь пространство, и будет смотреть вечность, пока не случится то, что сказал.
— Ты следующий. — Раздалось по пространству вновь. В ту же секунду Ровальд проснулся покрытый ледяным потом. Было утро, пели птицы. Вся одежда в засохшей грязи и застрявших листьях.
Сворачиваясь, он обменивался сообщениями с Эсхель-7.
— Ты пробовал связаться ещё с кем-то?
— Нет.
— Пробовал ли связаться кто-нибудь с тобой?
— Да.
— Кто?
— Восьмая Колыбель.
— И ты молчал?
— Но это не восьмая колыбель.
— Не понял.
— Монстр, кто-то другой, использующий позывной.
Ровальд откинулся на ствол дерева и задумался:
Кто-то, кто выдаёт себя за ЦК.
— Чёрное ядро?
— Нет.
— А кто?
— Монстр.
— Что значит монстр?
— Монстр.
Большего ждать не стоило. Страшнее, чем нероны, он точно никого не встретит. Не на этой планете.
Передвигаясь к Земнице, Ровальд остановился и залез на дерево, под которое вскоре забежали весело играющие дети. Даже в этом мире, полном рабства, есть своя радость. Человек удивительное создание, способен быть счастливым везде.
Земница, город с полностью разрушенными стенами. Внутри настоящие руины. Город оплавлен, вместо домов могилы у дверных проёмов, за которыми пустота и сохнущие под солнцем цветы.
