Освальд обернулся:
— Что? Ему второй не нужен. — Задумался, добавил. — Будет. — Снова задумался, понимая, что говорит что-то не то. — Короче, медикаменты приму, и вернусь.
Решив не заходить в глубь склада, Ровальд остановился здесь. В какой-то момент страх нерона полностью оправдал себя.
— У гениев свои причуды. — Вздохнул Ровальд. А как бы он вёл себя, если бы прожил на этой планете пол тысячелетия? Возможно, его увлечения были бы ещё изощреннее, а поведение куда более странным.
Освальд вернулся. Теперь это был тот самый Освальд. Смирный, уравновешенный, миролюбивый, внутри которого чувствовалась тяжёлая уверенность.
— Да. Давно медикаментов не было.
— Из неронов?
Освальд посмотрел с укоризной. Хотя на его металлической маске этого не видно, но чувствовалось.
— Они из нас, я из них.
— Это же твой народ.
— Ты меня морали учить пришёл?
Ровальд задумался:
— Резонно.
— Не на этой планете. — Помахал перед носом пальцем Освальд.
— А на другой?
Теперь вновь задумался Освальд. Вздохнул, не найдясь что ответить. Ведь всё к этому и клонилось, к переселению. Как он будет без медикаментов из неронов?
Ровальд положил руку на плечо императору:
— Разберёмся.
Освальд виновато кивнул.
* * *
Сидя за столом, попивая чай. Освальд начал:
— У тебя много вопросов. Судя по всему, древность доспеха даёт о себе знать. Не всё работает идеально. Учитывая провал в памяти, который у тебя случился.
— Отключение. — Настоял Ровальд.
— Отключение. — Поднял чашку, как тост, Освальд. — Всё к этому и ведёт. Забытию. Рано или поздно, если ты не восстановишь тело, то отключишься как Бог знает какое время. Может быть, сначала год, потом несколько лет, потом сотни и тысячи. Пройдёт время, и между тобой, и между камнями, перестанет существовать разница. Будешь помнить свою жизнь, живя периодически, когда всех давным-давно не существует.
— Звучит страшно.
— Романтика. — Мечтательно вздохнул Освальд. — Почти как я в твои годы.
— Сколько меня не было.
— Пять недель.
Ровальд замер. Всё его сердце, сущность, на мгновение прекратило существовать, осмысливая услышанное.
— Пять недель?
— Пять длинных, как язык этого нерона, недель.
Ровальд невольно положил ладонь на лицо, осмысливая цифру, в которой не было ничего лишнего. Пять. Просто пять. По семь. Тридцать пять дней. Две простые цифры, три и пять, пять и три…
Перед глазами вспыхнуло предупреждение о нервном напряжении. Ровальд, понимая, что может отключиться, попытался успокоиться, но выходило это просто. Освальд, видя, что с собеседником что-то не то, продолжил:
— Зато с населением всё хорошо. Почти все военные живы. Потери не велики. Все и каждый успели уйти, в целости и невредимости. Твои друзья, которых ты вырвал из цепких лап Восьмого, так же целы и здоровы. Всё хорошо. Всё замечательно. С Гастом всё в порядке, он даже не потерял сознание.
Ровальд постепенно успокаивался, а чувствительная система доспеха, убирала предупреждения одно за другим. Нет, этот доспех слишком древний. Чудо, что он вообще работает. Он был необходим. Без него многое нельзя сделать. Но цена, какова цена… Можно без чужой помощи стереть себя, стоит задуматься о чём-то важном. Вполне обычная вещь, как шок, осмысление, яркое удивление, создают почву для внутренних прецедентов. На благо, таких моментов не много. Мало чем можно Ровальда шокировать. Но вот к этому он был не готов. Он-то был уверен, что всё в порядке. Для него ничего не изменилось. Время не останавливалось ни на секунду. Он не помнит момента, когда отключился.
— Гаст даже не потерял сознание?
— Ну, это ты у него сам узнаешь. Он такое учудил. Создал перевес в войне. Меня, как его давнего друга и наставника, гордость берёт.
— Ушли туда?
— Да, в то самое место. Благодаря системе коротких порталов. Её забрали с собой, чтобы не было погони.
— Значит, придерживаемся плана.
— Это слова Хопса, главы разведки. Ну, главнокомандующего теневыми операциями. Помнишь же его? Он просил передать тебе. Ничего, что я на ты?
Ровальд не обратил на последний вопрос внимания.
— Почему ты ждал меня? Или ты просто решил не уходить?
— Я то? Не уходить? Что за вздор. Я тот, кто с самого начала был за уход. Нерон вымирает. Тут нечего делать. Самое разумное, это покинуть планету. Любым способом. Я давно наблюдаю деградацию тканей. Механизмы приживаются с плотью всё хуже. Впрочем, это не касается последнего экземпляра. Похоже, ему впаяли пару регалий. Это Неприкасаемый.
— Кто?
— Каста особенных. Их генетика настолько сильна, что они выдерживают работу регалий. Более того, спокойно могут переживать столетия, как и я.
— Я думал каждый нерон живёт долго.
Освальд отрицательно мотнул головой:
— Нет. Всё не так просто. Если нерон слаб духом, его не особо спасут даже медикаменты. Он всё равно умрёт от старости, износа. Его жизнь можно продлять, и достаточно долго, но это, как правило, обедняет дух настолько, что он умирает всё быстрее, и быстрее. Живут долго сильные духом. Кто слаб, у того и отмирание быстрое. Вот тот образец, что ты мне дал, его мне хватит надолго. Я буду долго поддерживать его жизнь, чтобы ткани наращивались, а из него получатся отличные медикаменты. Неприкасаемый. Сильная генетика.
— Что будешь делать?
— Держи передатчик. От Хопса. У стражей плоские карманы, вот здесь, на бедре.
Ровальд поднёс палец к месту, которое указал Освальд, и появилась опция открыть карман. Поверхность доспеха съехала в сторону, освобождая достаточно глубокое пространство.
— Датчик можно включить всего несколько раз. Потом он самоуничтожится. Всего два заряда. Но мощных, пробьют даже бункерную сталь.
— Самоуничтожение обязательно? Секретность?
— Не. Микросхема сгорит. Излучатель слишком мощный. В общем, лучше использовать строго по делу. Ответит сам Хопс.
— Ты куда?
— Я пешим шагом до тесионцев. Земли проклятых. Кастровы пещеры. Дорога — вот здесь. — Освальд пару раз стукнул себя пальцем по виску. — Не потеряюсь. Твой путь лежит в ту сторону. Через заброшенные поселения Нерона.
— Заброшенные?
— Ну, не заброшенные. Отказные. Империя их больше не обслуживает, оставив своих умирать от голода. Там свои заморочки. В одном из поселений, найди тетра-цикл. Вещь редкая, но тебе пригодится. Либо найди того, кто сможет его собрать. Иначе добираться будешь год.
