Вспоминает Алексей Андреевич Волков, бывший в течение многих лет слугой царской семьи: «В феврале 1917 года прошли слухи о том, что что-то в Петрограде подготовляется. Государь почти постоянно находился в Ставке и только изредка приезжал в Царское.
Возникли забастовки. С докладом к императрице стал часто приезжать Протопопов. Однажды, после приема, он вышел от императрицы, зашел ко мне в дежурную комнату и сказал:
— Как будто начинается революционное брожение. Но мы успокоим.
Посещения Протопопова были частыми. После одного из них он вновь зашел ко мне и сказал, что Государыня приказала мне принимать от него, министра внутренних дел, все секретные телефонные сообщения о ходе волнений и докладывать таковые императрице…
…На последующие сообщения: „Доложите, что опасности нет никакой“. Государыня отозвалась:
— Какая же может быть опасность? Ничего не будет.
Такая уверенность не покидала императрицу до последнего момента.
События развертывались быстро, но до дворца доходили только глухие слухи. На другой день опять звонит Протопопов:
— В Петрограде бурно. Казаки переходят на сторону революционеров. Завтра решится все. Надеюсь, наша сила возьмет верх. Я приказал полиции занять посты на чердаках.
Я передал императрице доклад: „В Петрограде не все благополучно; казаки идут против правительства“.
— Этого никогда не может быть: это ошибка.
— Ваше Величество, так докладывает министр внутренних дел.
— Никогда не поверю: казаки против нас не пойдут.
Скоро опять звонок Протопопова: „Доложите Ее Величеству, что, я надеюсь, мы устоим“. Государыня на это заметила: „Конечно, это так и будет“.
На следующий день звонит секретарь министра:
— Доложите Ее Величеству, что из некоторых тюрем стали выпускать арестантов. Литовский замок горит. Горят и некоторые участки.
Я доложил.
— Что же делать? Посмотрим, что дальше будет… — сказала императрица, на которую эти известия подействовали несколько удручающе.
Это было последнее телефонное сообщение. После секретарь министра приезжал лично и сообщил, что горят участки, тюрьмы и суд. Это было последнее сношение с Петроградом».
Министры стали предлагать царской семье покинуть дворец. Но Александра Федоровна отказалась, она ждала возвращения Николая из Ставки. В то же время 2 марта (все даты по старому стилю) Николай в своем поезде, задержанном в Пскове, подписывает отречение от престола в пользу брата Михаила.
Царский поезд, где Николай II подписал отречение от престола
Манифест об отречении
Тем временем в Царском Селе происходит арест императорской семьи. Об аресте императрице объявил генерал Корнилов и тут же заверил ее, что ни она, ни ее семья не испытают особенных неудобств и их жизни ничего не угрожает. Выйдя от императрицы, он объявил, что все окружающие царскую семью могут по собственной воле при ней остаться, но в таком случае они также будут считаться арестованными. Прочие могут беспрепятственно покинуть дворец. На принятие решения приближенным императрицы дали два дня.
Николай возвращается в Ставку, где в последний раз видится со своей матерью, Марией Федоровной. 8 марта он уезжает в Царское Село. Мария Федоровна записывает в своем дневнике: «Какое ужасное горестное прощание. Да поможет ему Бог! Смертельная усталость от всего».
10 марта Николай приезжает в Царское Село. Когда его автомобиль подъезжает к воротам, дежурный офицер отдает команду: «Открыть ворота бывшему царю!».
Николай сразу проходит к Александре Федоровне и к детям. Начинается жизнь под арестом. В первые дни императору разрешают видеть жену и детей только в обеденные часы, когда в столовой присутствуют офицеры и солдаты охраны. Потом условия содержания смягчаются, и арестованным позволяют проводить вместе весь день.
Николай II в Царском Селе вместе со своими детьми и племянниками после отречения от престола
Заключение в Александровском дворце продлилось до 1 августа. Жизнь шла довольно мирно, члены царской семьи пытались найти для себя какие-то занятия, чтобы отвлечься от мрачных мыслей о будущем. Весной они очищают парк от снега, затем вскапывают грядки под огород. У ограды парка собираются люди. Одни приходят сюда позлорадствовать, другие — посочувствовать.
Татьяна Евгеньевна Мельник-Боткина вспоминает: «…неутомимость Его Величества так поразила солдат, что один из них сказал:
— Ведь если ему дать кусок земли, и чтобы он сам на нем работал, так скоро опять себе всю Россию заработает».
Александра Федоровна решает продолжать обучение детей. Она сама дает всем пятерым уроки Закона Божьего, Николай преподает Алексею Николаевичу географию и историю, великая княжна Ольга Николаевна учит своих младших сестер и брата английскому языку, доктор Боткин, лейб-медик, занимается с детьми русским языком и чтением. Цесаревич Алексей Николаевич учит наизусть стихи Лермонтова и пишет сочинения по картинам.
Узникам разрешено переписываться с друзьями и родственниками, но каждое письмо предварительно читает охрана.
В середине июля обстановка стала тревожной. Керенский всерьез опасался большевиков и принял решение увезти царскую семью в Сибирь. На 1 августа назначили отъезд. О последней ночи Николая и его семьи в Александровском дворце сохранились воспоминания искусствоведа и художника Георгия Крескентьевича Лукомского.
«…В Царском была тишина. Многие, конечно, знали (через прислугу дворца), что отъезд назначен на наступающую ночь, но, повторяю, спокойствие в городе царило полное.
…В это время в Александровском дворце вся семья, уложив вещи (в течение 7 дней), буквально „сидит на чемоданах“ в полукруглом „бальном“ зале, выходящем окнами в парк. Прислуга, еще в ливреях, страшно расстроена. Плачут. Слышны заглушённые рыдания. 2½, 3, 4, 4½. часа утра… Светает. Запели птицы. Первые лучи солнца окрасили верхушки деревьев. Прекрасен на заре желто-белый дворец Гваренгиев с колоннадой, единственной в своем роде в мире: светлые тона его стен так гармонируют с сиренево-розовым небом…
